Подушная подать в России - I Введение в России П. подати в царствование Петра I вызвано было увеличением численности регулярной армии и необходимостью найти источники для ее содержания (см. Петр I). Когда были испробованы без успеха разные частные фискальные мероприятия,… … Энциклопедический словарь Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона

Крестьяне в царствование Петра I - Время Петра Великого время необычайного напряжения народных сил для разрешения вековой задачи великорусской государственности. Это напряжение, заставляя собирать в одно все разрозненные орудия государственной деятельности, произвело в… … Википедия

Подворные переписи - Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей. Земские подворные переписи комплексные исследования социально экономического положения крестьянского хозяйства … Википедия

РЕВИЗОВАТЬ - РЕВИЗОВАТЬ, ревизовывать что, кого, контролировать, осматривая поверять, усчитывать; рассмотреть, по праву, порядок и законность дел, действий и расходов. ся, быть ревизовану. Ревизованье, ревизовка, действие по гл. Ревизор муж. кому поручена… … Толковый словарь Даля

Киров (Кировская область) - У этого термина существуют и другие значения, см. Киров. Запрос «Вятка» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Город Киров Флаг Герб … Википедия

Ревизские сказки - Ревизские сказки документы, отражающие результаты проведения ревизий податного населения Российской империи в XVIII 1 й половине XIX вв., проводившихся с целью подушного налогового обложения населения. Ревизские сказки являлись… … Википедия

Ревизская сказка - Ревизские сказки документы, отражающие результаты проведения ревизий податного населения Российской империи в XVIII 1 й половине XIX вв., проводившихся с целью подушного налогового обложения населения. Ревизские сказки являлись поимёнными… … Википедия

Уложение определило права и обязанности тpex основных классов гражданского общества: то были люди служилые, люди посадские, торгово-промышленные и люди уездные, т.е. крестьянство, подразделявшееся на крестьян крепостных и черносошных, государственных, с которыми слились и дворцовые. Но между этими тремя, а с духовенством и четырьмя сословиями оставались промежуточные, межеумочные слои, которые, соприкасаясь с основными классами, не входили плотно в их состав и сами не имели сословной плотности и стояли вне прямых государственных обязанностей, служа частному интересу. То были: 1) холопы полные, вечные, кабальные, временные, и жилые, срочные; 2) вольно-гулящие люди вольница, как их еще называли, составлявшаяся из отпущенных холопов, из посадских и крестьян, бросивших тягло и свое занятие, даже из служилых людей, замотавшихся беспоместных или бросивших свои поместья, вообще из бездомных и бесхозяйных людей, - переходный класс между крепостными и свободными тяглыми людьми; к ним же можно причислить и нищих по ремеслу, многолюдный тунеядный класс, неосторожно расположенный духовенством и мирянами посредством ложно направленной благотворительности; разумеется, я не причисляю к этому классу настоящих богадельных людей, убогих, стариков, старух, находивших приют при церквах и в частных домах; 3) архиерейские и монастырские слуги и служки, из которых первые, служа по управлению церковными землями, очень походили на служилых государевых людей, получали от кафедр и монастырей земельные участки на поместном праве и иногда прямо переходили в государевы служилые люди, а вторые были как бы церковными холопами, хотя служили без крепостей; 4) многочисленные дети духовенства, церковники, как их называли, ждавшие или не находившие себе церковнослужительского места, кое-как перебивавшиеся при церквах около своих родителей, иногда занимавшиеся городскими торгами и промыслами, иногда поступавшие в частное услужение. Между этими слоями по их положению в государстве можно провести такое различие: холопы и церковные служки были лично крепостные люди, не несшие государственного тягла; гулящие и церковники были свободные лица, но также не несли государственного тягла; черносошные крестьяне были также свободные лица, но несли государственное тягло; крепостные крестьяне, а из холопов задворные были несвободные люди, но несли государственное тягло. Людность всех этих переходных слоев, придававших такую пестроту общественному составу, производила впечатление на непривычный глаз: иноземные наблюдатели в XVII в. удивлялись, как много праздного люда в Московском государстве. Эта праздная или непроизводительно занятая масса почти всею тяжестью своего содержания падала на те же рабочие, тяглые классы, из которых и казна извлекала свои доходы, и в этом отношении являлась соперницей государства, перехватывая у него средства, которые могли бы идти на пополнение государственной казны. Петр со своей природной хозяйственной чуткостью хотел пристроить этот люд к настоящему делу, использовать его в интересах государства, для тягла и службы. Солдатской вербовкой и потом подушной переписью он произвел генеральную чистку общества, упрощая его состав.

Вербовка и набор

Вольница и холопство были самыми усердными поставщиками новобранцев, когда начала формироваться регулярная армия. Из этих классов преимущественно набирался первоначальный рядовой персонал гвардейских полков, потом уже получивший шляхетский состав. Для их комплектования Петр даже нарушил крепостное право: боярским холопам разрешено было поступать в них без согласия господ. Из тех же классов преимущественно составились и новые полки, двинутые под Нарву в 1700 г. Перед тем указано было брать в солдаты отпущенных на волю холопов и крепостных крестьян, оказавшихся по освидетельствовании годными к военной службе. Князь Б. Куракин в своей летописной автобиографии записал, что тогда «сказана всякому чину воля, кто хочет в солдаты идти, коли хочет, тогда поди, и многие из домов шли»; тогда же снаряжался балтийский флот; потому «кликали в матросы молодых ребят и набрано с 3000 человек». Так разрежалась густая масса лишних людей в закосневшем от недостатка работы обществе. Чистка была основательная: из десятков тысяч этих боевых охотников едва ли кто воротился домой, лучше сказать, в прежнее бездомное состояние; кто не успел пуститься в бега, все полегли под двумя Нарвами, под Ригой, Эрестфером, Шлюссельбургом, а более всего от голода, холода и повальных болезней. Когда установились периодические рекрутские наборы, они захватили не только тяглых людей, городских и сельских, но и дворовых, гулящих, церковников, монастырских служек, даже подьячих. Так в государственный строй вводилось дотоле чуждое ему начало - всесословная повинность.

Подушная перепись

Подушная перепись была другим и еще более сильным средством упрощения общественного состава. Самое производство ее довольно характерно, ярко освещает приемы и средства преобразователя. Когда с завоеванием Лифляндии, Эстляндии и Финляндии стало ослабевать напряжение Северной войны, Петру пришлось подумать о постановке созданной им регулярной армии на мирную ногу. Эту армию и по окончании войны надобно было держать под ружьем, на постоянных квартирах и на казенном содержании, не распуская по домам, и нелегко было придумать, куда с ней деваться. Петр составил мудреный план расквартирования и содержания своих полков. В 1718 г., когда на Аландском конгрессе шли мирные переговоры со Швецией, он дал 26 ноября указ, изложенный по его привычке первыми словами, какие пришли ему на мысль. Первые два пункта указа с обычным торопливым и небрежным лаконизмом законодательного языка Петра гласили: «Взять сказки у всех, дать на год сроку, чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужеска пола, объявя им то, что кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том; расписать, на сколько душ солдат рядовой с долею на него роты и полкового штаба, положа средний оклад». Далее столь же неясно указ предписывал порядок своего исполнения, стращая исполнителей конфискациями, жестоким государевым гневом и разорением, даже смертной казнью, обычными украшениями законодательства Петра. Этот указ задал суетливую работу губернским и сельским управлениям, как и землевладельцам. Для подачи сказок о душах назначен был годовой срок; но до конца 1719 г. сказки поступили лишь из немногих мест, и то большею частью неисправные. Тогда Сенат командировал в губернии гвардейских солдат с предписанием заковать в железа собиравших сказки чиновников и самих губернаторов и держать их на цепях, никуда не выпуская, пока не пошлют в учрежденную для переписи в Петербурге канцелярию всех сказок и составленных по ним ведомостей. Строгость мало помогла делу: подача сказок еще продолжалась в 1721 г. Замедление происходило прежде всего от трудности понять сбивчивый указ, который потребовал целого ряда разъяснений и дополнений. Сперва его поняли так, что он касается только владельческих крестьян; но потом велено было заносить в сказки и дворовых, живших в деревнях, и потребовали дополнительных сказок. Явилась другая помеха: чуя, что дело ведет к новому тяжелому налогу, владельцы или их приказчики писали души не сполна, «с великой утайкой». К началу 1721 г. раскрыто было более 20 тысяч утаенных душ. Воеводам и губернаторам велено было личным объездом на местах проверить поданные сказки. Св[ященный] Синод призвал к содействию этой проверке, ревизии, приходское духовенство, обещая ему за покрытие утайки лишение мест, сана, имения «и по беспощадном на теле наказании каторжную работу, хотя б кто и в старости немалой был». Наконец при помощи строжайших указов, пыток, конфискаций, которыми смазывали ржавые колеса правительственной машины, к началу 1722 г. насчитали по сказкам 5 миллионов душ. Тогда приступили к исполнению 2-го пункта указа 26 ноября, «к раскладке войска на землю», к расписанию полков по душам, которые должны были их содержать. Раскладчиками посланы были в 10 переписанных губерний 10 генералов и полковников с бригадиром. Полки предположено было разместить на «вечные квартиры» поротно, особыми слободами, не расставляя их по крестьянским дворам, для предупреждения ссор хозяев с постояльцами. Раскладчик должен был созвать дворян своего округа и уговорить их построить эти слободы с ротными дворами для офицеров и с полковыми для штаба. Новая беда: раскладчикам велено было предварительно проверить душевые сказки. Это была вторичная ревизия сказок, и она открыла огромную утайку душ, доходившую в иных местах до половины наличных душ. Первоначально сосчитанной сказочной цифрой в 5 миллионов стало нельзя руководиться при разверстке полков по душам. Петр и Сенат обращались к помещикам, приказчикам и старостам с угрозами и ласками, назначали сроки для исправления сказок, и все эти сроки пропускались. Притом сами ревизоры по неясности инструкций или по неуменью понимать их путались в сортировке душ. Недоумевали, кого писать в подушный оклад и кого не писать, и тормошили правительство запросами, да и точных сведений о наличном составе армии у них не было в руках, и только в 1723 г. догадались собрать справки об этом. Однако ревизорам наказано было «всеконечно» кончить свое дело и вернуться в столицу к началу 1724 г., когда Петр указал начать подушный сбор. Никто из них к сроку не вернулся, и все заранее уведомили Сенат, что дело к январю 1724 г. не кончат; им пересрочили до марта, а правильный подушный сбор отложили до 1725 г. Преобразователь так и не дождался в шесть лет конца предпринятого им дела: ревизоры не вернулись и к 28 января 1725 г., когда он закрыл глаза.

Расквартирование полков

Полкам предназначено было своеобразное положение на местах их расквартирования. Большинство помещиков отказалось строить полковые слободы, считая за лучшее разместить солдат по крестьянским дворам. Тогда их обязали к постройке, и она легла новой «великой тягостью» на их крестьян. Начали стройку спешно, вдруг по всем местам, отрывая крестьян от домашних работ. Для покупки земли под слободы обложили души единовременным сбором; это затруднило поступление подушной подати. Вскоре по смерти Петра слободы, которые он велел построить непременно к 1726 г., были рассрочены на 4 года, кое-где начаты стройкой, но нигде не были кончены, и свезенный крестьянами огромный материал пропал; построили только штабные дворы. Все дело велось зря, без соображения средств и последствий. Солдаты и офицеры разместились по обывательским домам в городах и деревнях. Но полки были не просто постояльцами и нахлебниками ревизских душ, на которые они были положены. По странной прихоти усталого воображения Петр усмотрел в них удобное орудие управления и сверх их строевых занятий возложил на них сложные полицейские и наблюдательные обязанности. Для содержания расквартированных полков дворянство должно было образовать из себя уездные сословные общества и для сбора подушной подати ежегодно выбирать из своей среды особых комиссаров, учитывая их на ежегодных съездах с правом судить и штрафовать за незаконные действия. Комиссар обязан был наблюдать порядок и благочиние в своем уезде об руку и даже по указаниям начальства расположенного в нем полка. Полковник с офицерами должен был преследовать воров и разбойников в своем округе, удерживать крестьян от побегов и ловить беглых, искоренять корчемство и контрабанду, не позволять чиновникам губернских управителей разорять уездное население, охранять его от всяких обид и налогов. Полномочия их были так широки, что по соглашению с губернаторами и воеводами они могли отдавать под суд выборных комиссаров, даже наблюдать за действиями самих воевод и губернаторов по исполнению указов, донося о неисправностях в столицу. Если бы эти полки сохранили территориальный состав и были размещены по своим родинам, они, пожалуй, на что-нибудь пригодились бы землякам. Но, оставаясь чуждыми пришельцами, вбитые какими-то клиньями в местное общество и управление, они не могли уживаться мирно с местным населением и ложились тяжелым и обидным бременем не только на крестьян, но и на самих помещиков. Крестьянин не мог уйти на работу в другой уезд даже с отпускным письмом от своего помещика или приходского священника, не явившись на полковой двор, где отпускное письмо свидетельствовалось и записывалось в книгу комиссаром, выдававшим крестьянину пропускной билет за подписью и печатью полковника со взысканием пошлины. Правительство Екатерины I принуждено было сознаться, что бедные крестьяне бегают не только от недорода и подушной, но «и от несогласия у офицеров с земскими управителями и у солдат с мужиками». Но всего тяжелее для населения был сбор подушной при содействии полков. Еще первый указ о переписи 1718 г. возложил это дело на одних выборных комиссаров, без участия полков. Но дворяне надумались выбрать их только к 1724 г. При своей неодолимой вере в офицера Петр в 1723 г. начертал коротенький указ, предписывая из опасения, чтоб комиссары по новости дела «какой конфузии не сделали», на первый год собирать подать с участием штаб- и обер-офицеров, «дабы добрый анштальт внесть». Но это участие продолжено было на несколько лет. Долго после помнили плательщики этот добрый анштальт. Полковые команды, руководившие сбором подати, были разорительнее самой подати. Она собиралась по третям года, и каждая экспедиция длилась два месяца: шесть месяцев в году села и деревни жили в паническом ужасе от вооруженных сборщиков, содержавшихся при этом на счет обывателей, среди взысканий и экзекуций. Не ручаюсь, хуже ли вели себя в завоеванной России татарские баскаки времен Батыя. И Сенат, и отдельные сановники по смерти Петра громко заявляли, что бедным мужикам страшен один въезд и проезд офицеров, солдат, комиссаров и прочих командиров, из которых никто ни о чем больше не думает, как лишь о том, чтобы взять у крестьянина последнее в подать и тем выслужиться; крестьяне от этих взысканий не только пожитки и скот, но и хлеб в земле за бесценок отдают и бегут «за чужие границы». Эти сановные протесты были стыдливым умовением пилатовых рук: почему бы не сказать этого при жизни Петра и ему в лицо? Едва полки стали размещаться по вечным квартирам, начала обнаруживаться огромная убыль в ревизских душах от усиления смертности и побегов: в Казанской губернии вскоре после смерти Петра один пехотный полк не досчитался более половины назначенных на его содержание ревизских плательщиков, слишком 13 тысяч душ. Создать победоносную полтавскую армию и под конец превратить ее в 126 разнузданных полицейских команд, разбросанных по 10 губерниям среди запуганного населения, - во всем этом не узнаешь преобразователя.

Упрощение общественного состава

Отлагая вопрос о финансовом значении подушной подати до чтения о финансовой реформе Петра, скажу теперь о ее социальном и народнохозяйственном действии. Набрасывая свой первый указ о подушной переписи, Петр едва ли ясно представлял себе размеры предпринимаемого дела, и оно расширялось на ходу в силу своей внутренней логики. Петр, по-видимому, имел в виду сперва только владельческих крепостных людей, крестьян и деревенских дворовых. Но, вводя новую податную единицу, ревизскую душу, для этих классов, нельзя было оставить другие при старом подворном обложении. Потому подушная перепись постепенно распространена была на крестьян дворцовых и государственных, на однодворцев, на тяглых посадских людей. Особенно важно было распространение переписи на промежуточные классы. Здесь в произвольном распоряжении человеческой личностью законодательство Петра далеко превзошло его предшественников. В 1722 г. велено было писать в подушный оклад живших при церквах сыновей, внучат, племянников и прочих свойственников, «прежде бывших и ныне при церквах не служащих попов, дьяконов, дьячков и пономарей», прикрепляя их ни за что ни про что к владельцам, на землях которых те церкви стояли, а где погосты «особь стоят», не на владельческой земле, таких церковников приписывать к прихожанам, к кому они похотят, - на каких условиях, указ не поясняет. Не лучше поступил закон и с вольницей. По указу 31 марта 1700 г. принимали в солдаты холопов, бежавших от своих господ и пожелавших вступить в военную службу, а по указу 1 февраля того же года вольноотпущенных и кабальных, по закону вышедших на волю за смертью господ, по осмотре в случае годности велено записывать в солдаты. По указу 7 марта 1721 г. тех из них, которые с 1700 г. еще не подвергались осмотру, предписано было ревизорам осмотреть и годных зачислить в солдаты, а негодным под страхом галер определиться «в другие службы или к кому в дворовое услужение», чтоб никто из них в гулящих не был и без службы не шатался, а кто из годных в солдаты не пойдет и пожелает опять поступить к кому в холопы, приемщик же будет просить взять у него в солдаты другого годного к службе человека взамен принятого, такого заместителя брать в солдаты. Кабальный человек старика мечтал уже о скором выходе на волю по смерти барина, перешагнув через рекрутский возраст; но барин принял другого кабального, годного к солдатской службе, и мечтатель против своей воли и вопреки кабальному праву попадал в бессрочную солдатскую службу, которая ничем не была лучше холопства. Или солдат, или холоп, или галерный каторжник - таков выбор карьер, предоставленный целому классу вольных людей. Решительно поступлено было и с холопством. Два вида его, задворные и деловые люди, устроенные на пашне, с поземельными наделами, еще задолго до подушной переписи были поверстаны в тягло наравне с крестьянами. Теперь и остальные виды холопства, юридические и экономические, слуги светских господ и духовных властей, дворовые пашенные и непашенные, городские и сельские сбиты были в одну юридически безразличную массу и резолюцией 19 января 1723 г. положены в подушный оклад наравне с крестьянами, как вечные крепостные своих господ. Холопство, как особое юридическое состояние, свободное от государственных повинностей, исчезло, слившись с крепостным крестьянством в один класс крепостных людей, который господам предоставлено было устроять и эксплуатировать экономически по своему усмотрению.

Крепостное право и подушная перепись

Подушная перепись довершила жестокое упрощение общественного состава, произведенное распоряжениями Петра: все промежуточные слои были без внимания к действовавшему праву втиснуты в два основных сельских состояния - государственных крестьян и крепостных людей, причем в первое из этих состояний вошли однодворцы, черносошные крестьяне, татары, ясашные и сибирские пашенные служилые люди, копейщики, рейтары, драгуны и т.п. Область крепостного права значительно расширилась, но потерпело ли крепостное право какое-либо изменение в своем юридическом составе? Здесь совершился целый переворот, только отрицательного свойства: отмена холопства, как нетяглого состояния, не была упразднением неволи холопов, а только их переводом в государственное тягло, причем исчезли ограничения неволи, заключавшиеся в условиях холопства кабального и жилого; записка в подушную сказку землевладельца стала крепостью, заменившей служилую кабалу и жилую запись. Этот переворот, впрочем, подготовлялся на протяжении 70 лет до первой ревизии. Мы уже знаем, как плохо была выражена сущность крепостной неволи крестьян в Уложении и какими чертами все-таки отличалась она в ту эпоху от неволи холопьей (лекция XLIX). Дальнейшая судьба крепостного права после Уложения и определилась плохой постановкой этого института в кодексе 1649 г. По Уложению крепостной крестьянин крепок лицу владельца под условием земельного надела, а не земле под условием зависимости от землевладельца в пределах поземельных отношений, и только поземельных. Потому дальнейшее законодательство разрабатывало не пределы и условия крепостного права как права, а только способы эксплуатации крепостного труда, и эксплуатации двусторонней: фискальной со стороны казны и хозяйственной со стороны землевладельца. В крепостном владении со времени Уложения являются не хозяева и сельские рабочие как юридические стороны, а поработители и порабощенные, повинные платить произвольно налагаемую контрибуцию господам и их вождям, составлявшим правительство. Потому правительство расширяет или допускает расширение полицейской власти помещика над крепостными, чтобы сделать его своим финансовым агентом, податным инспектором крепостного труда и блюстителем тишины и порядка в готовой разбежаться деревне, а помещик донимает свое дворянское правительство челобитьями о принятии более строгих мер для возврата своих беглых крепостных. Недостаток закона открывал широкий простор практике, т.е. произволу сильнейшей стороны - землевладельцев. С Уложения наблюдаем двойной процесс в крепостном состоянии под действием практики: раньше выработавшиеся юридические виды холопства смешиваются в хозяйственных состояниях, в какие попадают холопы, и в то же время сглаживаются черты, отличавшие крепостное крестьянство от холопства. Вопреки Уложению крестьян переводят во двор, а крестьянских детей, взятых во двор, указ предписывает по смерти господ отпускать на волю, как кабальных детей; задворные люди из полных и кабальных холопов перекрепляются своим же господам на условиях крестьянской ссудной записи и вместе с дворовыми людьми, устроенными на пашне, зачисляются в государственное тягло; являются деловые и задворные холопы из крестьян, а кабальных и старинных людей господа сажают в крестьяне со ссудой и с правом при переходе имения в другие руки перевозить этих крестьян с их животами куда захотят. Уже к концу XVII в. в кругу поземельных отношений все виды холопства стали сливаться в одно общее понятие крепостного человека; подушная перепись только утвердила фактическое положение, созданное не контролируемой никем практикой. С другой стороны, тоже вопреки Уложению помещики присвояют себе уголовную юрисдикцию над своими крепостными с правом наказывать по усмотрению. Из частных дел конца XVII в. узнаем, что за покражу двух ведер вина у приказчика, за составление челобитной барину от имени всех крестьян села посадить их по бедности и малоземелью на оброк «противу их мочи» и переменить приказчика, за выражение крепостного, что он барину не крепок, изрекался приговор: «бить кнутом нещадно, только лишь чуть душу в нем оставить». Крестьянское крепостное общество еще держалось, но уже без действительной силы, только как вспомогательное следственное средство помещичьей власти: барин предписывал «сыскать всеми крестьяны» и на основании этого обыска изрекал свой приговор. Безнадзорный рост помещичьей власти пробуждал мысль о необходимости законодательного ее ограничения. К концу царствования Петра эта мысль, можно думать, не у одного Посошкова созрела до ясного и твердого убеждения. Крестьянин по происхождению, он смотрел на крепостную неволю крестьян как на временное зло: «Крестьянам помещики не вековые владельцы; того ради они их не весьма и берегут, а прямой их владетель всероссийский самодержец, а они владеют временно». Значит, среди сколько-нибудь мыслившего крестьянства, литературным представителем которого выступил Посошков, еще тлела или уже загоралась мысль, что помещичья власть над крестьянами - не вещное право, как на рабочий скот, а государственное поручение, которое в свое время снимут с помещиков, как снимают должность с чиновника за выслугой лет или за ненадобностью. Посошков возмущается произволом господ в распоряжении крестьянским трудом и имуществом. Он настаивает на необходимости установить законом, «учинить помещикам расположение указное, почему им с крестьян оброку и иного чего имать и по колику дней в неделю на помещика своего работать». Он даже проектирует какой-то всероссийский съезд «высоких господ и мелких дворян» для совещания о всяких крестьянских поборах помещичьих и о «сделье», барщине, как бы обложить крестьян «с общего совета и с докладу его величества». Это было самое раннее сновидение, в котором русскому крестьянину пригрезились дворянские губернские комитеты по делу об улучшении положения крестьян, созванные слишком 130 лет спустя по окончании сочинения Посошкова. Он ведет свой план еще дальше, предлагает совершенно отделить крестьянскую надельную землю от помещичьей и уже не числить ее за помещиками: при «указном расположении» создавались поземельные отношения, напоминающие статьи Положения 19 февраля 1861 г. о временнообязанных крестьянах. Очевидно, начинали подумывать о развязке крепостного узла. От последних лет царствования Петра дошло иноземное известие, что царю не раз советовали отменить рабство, пробудить и ободрить большинство своих подданных дарованием им умеренной свободы, но царь ввиду дикой натуры русских и того, что без принуждения их ни к чему не приведешь, до сих пор отвергал эти советы. Это не мешало ему замечать нелепости сложившегося порядка и в то же время косвенно их поддерживать. Уложение 1649 г. допустило случаи отчуждения крепостных крестьян, подобно холопам, без земли и даже в розницу, с разбивкой семейств. Исключительные случаи развились в обычай, в норму. Петра возмущала розничная торговля крепостными, как скотом, «чего во всем свете не водится и от чего немалой вопль бывает». В 1721 г. он передал Сенату указ - «оную продажу людем пресечь, а ежели невозможно будет того вовсе пресечь, то бы хотя по нужде продавали целыми фамилиями или семьями, а не порознь». Но это был не закон к непременному исполнению, а только добродушный совет в руководство Сенату при составлении нового Уложения, как господа сенаторы «за благо рассудят». Самодержец, не знавший границ своей власти, чувствует себя бессильным перед мелким шляхетством, среди которого была в ходу розничная торговля крепостными. Однако незадолго до того Петр подтвердил свой указ, разрешавший холопам по своей воле вступать в солдаты и предписавший отдавать им жен с детьми ниже 12 лет, но с оставлением более возрастных в прежней неволе. Крепостное состояние обращено было к Петру не правовой, а только фискальной своей стороной, и здесь он хорошо понимал свой казенный интерес. До тех пор правительство и помещик владели крепостным селом как бы чересполосно: первое ведало крепостных крестьян и пахотных холопов, как тяглых, через помещика, как своего полицейского агента, предоставляя нетяглых дворовых в полное его распоряжение с соблюдением ограничительных условий неволи того или другого вида. Теперь это чересполосное владение сменилось совместным. Прежние виды крепостной неволи исчезали вместе с ограничительными условиями, их различавшими: оставались только хозяйственные разряды, сортируемые по воле владельца. Но, расширяя власть помещика, правительство за эту уступку накладывало руку на часть труда нетяглых крепостных. Что же случилось? Холопы ли превратились в крепостных крестьян или наоборот? Ни то ни другое; случилось то же, что было в судьбе поместий и вотчин: из нового сочетания старых крепостных отношений, из слияния владельческих крестьян с холопами и вольницей образовалось новое состояние, за которым со временем утвердилось звание крепостных людей , наследственно и потомственно крепких господам, как прежние полные холопы, и подлежащих государственному тяглу, как прежние крепостные крестьяне.

Народнохозяйственное значение переписи

Из реформы Петра Россия выходила не более, но и не менее крепостной, чем была до нее. Древнерусское право, начав полным, обельным холопством Русской Правды, похожим на греко-римское рабство, потом выработало несколько смягченных условных видов неволи. В XVII в. простор, данный землевладельцам слабыми или сословно-своекорыстными правительствами новой династии, помогал господствующим классам, пользуясь народным оскудением, посредством хозяйственных сделок сглаживать стеснительные для них условия этих видов холопства и даже закрепостить большую часть вольного крестьянства. Законодательство Петра не пошло прямо против этих вредных для государства холоповладельческих стремлений, даже загнало в крепостную неволю целые разряды свободных лиц и уравняло все виды неволи близко к типу полного холопства. Так оно отбрасывало общество далеко назад, к знакомой на Руси исстари греко-римской норме: «Рабство неделимо; состояние рабов не допускает никаких различий; о рабе нельзя сказать, больше или меньше он раб». Но зато Петр положил податную таксу на право рабовладения, обложив всякую мужскую холопью душу государственным тяглом под ответственностью владельца. Петр думал о своей казне, а не о народной свободе, искал не граждан, а тяглецов, и подушная перепись дала ему не одну сотню тысяч новых тяглецов, хотя и с большим ущербом для права и справедливости. При всей видимой финансовой нерациональности своей подушное обложение, однако, в XVIII в. оказало благоприятное действие на сельское хозяйство. Старые прямые налоги, поземельный посошный и сменивший его подворный, в основе своей тоже поземельный, тяжестью своей вынуждали крестьян и землевладельцев сокращать тяглую пашню, наверстывая убыль земельного дохода разными ухищрениями в обход казенного интереса. Отсюда измельчание крестьянских участков, наблюдаемое в XVI и в XVII вв. Когда правительство новой династии с целью приостановить это сокращение запашки перешло от посошного обложения к подворному, землевладельцы и крестьяне, не расширяя пашни, начали сгущать дворы, скучивая в них возможно больше людей, или огораживали по три, по пяти, даже по десяти крестьянских дворов в один, оставляя для прохода одни ворота, а прочие забирали заборами. Сельское хозяйство не улучшалось, а казенные доходы убавлялись. С переложением налога на души, т.е. прямо на труд, на рабочие силы, должно было исчезнуть побуждение сокращать тяглую пашню; крестьянин платил все те же 70 копеек с души, пахал ли 2 или 4 десятины. В истории русского сельского хозяйства XVIII в. находим указания на этот успех, достигнутый если не исключительно подушной податью, то не без ее участия. В самый момент введения подушной подати Посошков мечтал, как об идеале, чтобы полный крестьянский двор пахал не менее 6 десятин во всех трех полях: такой надел давал всего по 1 1/2 десятины на душу при обычном тогда четырехдушевом составе двора. В конце XVIII в. такие участки являются уже сравнительно мелкими: обыкновенно крестьяне пахали тогда гораздо более, по 10 десятин на двор и больше. Так в древней Руси прямой налог, связанный с землей, отрывал крестьянский труд от земли; со времени Петра подушный налог, оторвавшись от земли, все крепче привязывал крестьянский труд к земле. Благодаря подушной подати, не ей одной, но во всяком случае и ей. Русская земля в XVIII в. распахалась, как не распахивалась никогда прежде. Таково значение подушной подати: не будучи переворотом в праве, она была важным поворотом в народном хозяйстве. Указы о подушной подати не предвидят такого ее действия, но, может быть, при всей тугости правового понимания Петру и на этот раз не изменило хозяйственное чутье; во всяком случае его выручила жизнь, умеющая целесообразно перерабатывать самые рискованные мероприятия законодателей.

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Зе́мские подво́рные пе́реписи - комплексные исследования социально-экономического положения крестьянского хозяйства . Были одним из основных элементов земской статистики Российской империи .

Основная цель проведения земских подворных переписей - выяснение общего социально-экономического состояния крестьянского хозяйства на определенный момент, как правило, в масштабах губернии или отдельных уездов .

История

Таким образом, земские подворные переписи с небольшими перерывами производились 34 года. Земские подворные переписи были проведены в 311 уездах Европейской России , причём в 58 уездах переписи проходили дважды, а 17 уездах трижды. Публикация материалов составила более сотни томов.

Хронологически в истории земских подворных переписей можно выделить три периода. В первый период развития ( -) была создана в основных чертах методология Земских подворных переписей. До середины 1880-х Земские подворные переписи быстро развивались, но с 1887 года , когда проведение переписей было поставлено под контроль Министерства внутренних дел , статистические работы пошли на убыль. Всего за первый период было обследовано 178 уездов.

Второй период охватывает -1906 годы . Законы об оценке земель 1893 и 1899 годов способствовали подъёму интереса к проведению Земских подворных переписей, однако в 1895 МВД вообще запретило проведение переписей, сопровождавшихся опросом всего населения, в связи с запланированной на 1897 год всеобщей переписью населения . Наметившийся в конце XIX века подъём был остановлен в связи с введением во многих губерниях ограничений на проведение статистических работ. Во второй период в методологии Земских подворных переписей наблюдаются новые явления - проведение выборочных исследований (Калужская , Самарская и другие губернии) и проведение повторных исследований. Всего за второй период было обследовано 123 уезда.

Третий период развития Земских подворных переписей - -1913 годы . Новый подъём начинается в 1907 году . Однако начало первой мировой войны привело к сворачиванию большинства земско-статистических работ. За последний период обследовано 82 уезда.

Методика проведения земских подворных переписей

Несмотря на то, что переписи называются подворными, часть сведений собиралась не по каждому хозяйству отдельно, а по общине или селению целиком. Как правило, при проведении Земских подворных переписей использовалось две программы - подворная, по которой обследовался каждый отдельный двор, и поселенная (пообщинная), по которой собирались обобщённые характеристики. Распределение вопросов по программам варьировалось, но, как правило, подворно собирались сведения о населении, промыслах , постройках, скоте, землевладении и землепользовании . Пообщинно - сведения о землевладении, сельскохозяйственном производстве, системах земледелия, налогах и повинностях , ценах на сельскохозяйственную продукцию и рабочие руки, а также другие различные сведения, касавшиеся всей общины.

Основным методом сбора информации был так называемый экспедиционный способ, когда исследование проводилось на местах специалистами-статистиками. Корреспондентский способ, широко применявшийся при сборе текущей статистики, в Земских подворных переписях практически не использовался.

Экспедиционный способ, в свою очередь, подразделялся на два вида: анкетный - когда сведения собирались непосредственным опросом местных жителей, заслуживающих особого доверия (чаще всего на сельском сходе), и сплошной, когда осмотру подвергалась вся исследуемая местность или опросу - все хозяева (подворная опись). Анкетный вид преобладал на начальном этапе проведения Земских подворных переписей, сплошной - на завершающем.

В первое время Земские подворные переписи исполнялись преимущественно по списочной системе, при которой каждому двору отводится по одной, горизонтальной строке общего списка, со второй половины 1880-х стали преобладать переписи по карточной системе, где сведения о каждом отдельном дворе наносились на особый листок (карточку).

Количество включённых в опрос пунктов сильно варьировалось - от нескольких десятков до нескольких сотен (около сотни в начальный период, несколько сотен в последующие).

Наряду с цифровыми данными многие бюро приводили краткие качественные описания деревни, то есть характерные сведения из жизни каждой общины, которые не могли быть уложены в таблицы.

Сведение и публикация собранных материалов осуществлялись в нескольких формах: пообщинных (поселенных), группировочных и комбинационных таблиц. При пообщинной сводке, преобладавшей на первом этапе развития Земских подворных переписей, самой мелкой единицей принимали общину или селение. Пообщинные таблицы давали характеристику общих условий хозяйства и представление о его среднем уровне. Однако в течение пореформенного периода происходила имущественная дифференциация крестьянских хозяйств, и община становилась всё менее однородной по своему составу. В этом убеждались и статистики. Поэтому они начинают выделять группы однотипных общин. Наиболее часто встречается группировка по таким признакам, как размер пашни , посевной площади, обеспеченности тягловым скотом отдельных дворов. Однако при группировке мельчайшей единицей выступала опять же община. Зная, что община состоит из имущественно и социально-разнородных элементов (дворов), уже с самого начала проведения подворных переписей статистики пытались выделять и изучать разные типы крестьянских хозяйств. Выделение таких типов стало центральной проблемой подворных переписей. Для решения этих задач были разработаны особые приемы обработки материалов подворных переписей - групповые и комбинационные таблицы.

Программы земских подворных переписей

Большинство программ Земских подворных переписей включает сведения о населении, трудовых ресурсах, грамотности, промыслах, землевладении и землепользовании, материально-технической базе производства (скот, орудия и машины, инструменты, постройки), системах земледелия, сельскохозяйственном производстве. Иногда включался вопрос о степени зажиточности двора по показанию самих крестьян. Кроме сведений об общем положении крестьянских хозяйств, публикации Земских подворных переписей дают сведения о распределении крестьянских хозяйств по числу работников, размерам землевладения, посевам, обеспеченности рабочим и продуктивным скотом.

Программы Земских подворных переписей довольно разнообразны. На первом этапе выделяют два направления: «черниговское» и «московское». Для «черниговского», или «географического» направления основным объектом исследования была земля, а основной задачей - определение доходности земли. «Московский» тип сосредотачивал внимание на выяснении экономического положения населения и исследовании крестьянских промыслов. Кроме этих двух направлений, выделяют так же исследования Тверского, Петербургского и Пермского бюро, каждое из которых имело свои специфические черты. Однако с конца 1880-х эти различия постепенно сглаживались.

Использование данных переписей

Главные проблемы, связанные с использованием Земских подворных переписей, заключаются в трудности сведения материалов по разным местностям и времени обследования. Несмотря на общность основных целей и приёмов, Земские подворные переписи не имели единой организации и плана. Для преодоления проблемы разнородности на разных территориях, неоднократно проводились съезды: в 1887 году - были сформулированы задачи Земских подворных переписей и достигнуты некоторые договоренности по согласованию программ и используемых терминов, в 1898 году - обсуждались вопросы проведения повторных переписей, давались некоторые методические рекомендации проведения переписей, в и 1901 годах - пришли к выводу о необходимости разработки данных в форме групповых и комбинационных подсчётов, обсуждался вопрос о признаках группировки таблиц.

Высокая достоверность и подробность материалов Земских подворных переписей обусловили широкое использование этого источника исследователями. Земские подворные переписи становились предметом специального изучения ещё их современниками (В. П. Воронцов , Н. А. Карышев , В. И. Ленин , А. А. Кауфман и др.). Однако долгое время внимание исследователей привлекали в основном группировочные и сводные данные Земских подворных переписей.

Основной массив - пообщинные сводки использовался слабо. Значительный прорыв в изучении материалов Земских подворных переписей был связан с использованием математических методов и структурного анализа (И. Д. Ковальченко , К. Б. Литвак, Т. Л. Моисеенко, Н. Б. Селунская и др.).

В целом, материалы земских подворных переписей пока недостаточно введены в научный оборот. Особенно это касается наиболее ценного массива первичной информации, хранящейся в архивах.

Напишите отзыв о статье "Подворные переписи"

Литература

Григорьев В. Н. Предметный указатель материалов в земско-статистических трудах с 1860 по 1917 г., Вып. 1-2. - М., 1926-1927
Свавицкий Н. А., Свавицкая З. М. Земские подворные переписи. Поуездные итоги 1880-1913 гг. - М., 1926
Свавицкий Н. А. Земские подворные переписи (Обзор методологии). - М., 1961
Ковальченко И. Д. , Разумов Л. В. Источники о хозяйстве и положении крестьян // Массовые источники по социально-экономической истории России периода капитализма. - М., 1979
Ковальченко И. Д., Моисеенко Т. Л., Селунская Н. Б. Социально-экономический строй крестьянского хозяйства Европейской России в эпоху капитализма: (источники и методы исследования). - М., 1988

См. также

Ссылки

Отрывок, характеризующий Подворные переписи

– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c"est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»
Среди тех ничтожно мелких, искусственных интересов, которые связывали это общество, попало простое чувство стремления красивых и здоровых молодых мужчины и женщины друг к другу. И это человеческое чувство подавило всё и парило над всем их искусственным лепетом. Шутки были невеселы, новости неинтересны, оживление – очевидно поддельно. Не только они, но лакеи, служившие за столом, казалось, чувствовали то же и забывали порядки службы, заглядываясь на красавицу Элен с ее сияющим лицом и на красное, толстое, счастливое и беспокойное лицо Пьера. Казалось, и огни свечей сосредоточены были только на этих двух счастливых лицах.
Пьер чувствовал, что он был центром всего, и это положение и радовало и стесняло его. Он находился в состоянии человека, углубленного в какое нибудь занятие. Он ничего ясно не видел, не понимал и не слыхал. Только изредка, неожиданно, мелькали в его душе отрывочные мысли и впечатления из действительности.
«Так уж всё кончено! – думал он. – И как это всё сделалось? Так быстро! Теперь я знаю, что не для нее одной, не для себя одного, но и для всех это должно неизбежно свершиться. Они все так ждут этого, так уверены, что это будет, что я не могу, не могу обмануть их. Но как это будет? Не знаю; а будет, непременно будет!» думал Пьер, взглядывая на эти плечи, блестевшие подле самых глаз его.
То вдруг ему становилось стыдно чего то. Ему неловко было, что он один занимает внимание всех, что он счастливец в глазах других, что он с своим некрасивым лицом какой то Парис, обладающий Еленой. «Но, верно, это всегда так бывает и так надо, – утешал он себя. – И, впрочем, что же я сделал для этого? Когда это началось? Из Москвы я поехал вместе с князем Васильем. Тут еще ничего не было. Потом, отчего же мне было у него не остановиться? Потом я играл с ней в карты и поднял ее ридикюль, ездил с ней кататься. Когда же это началось, когда это всё сделалось? И вот он сидит подле нее женихом; слышит, видит, чувствует ее близость, ее дыхание, ее движения, ее красоту. То вдруг ему кажется, что это не она, а он сам так необыкновенно красив, что оттого то и смотрят так на него, и он, счастливый общим удивлением, выпрямляет грудь, поднимает голову и радуется своему счастью. Вдруг какой то голос, чей то знакомый голос, слышится и говорит ему что то другой раз. Но Пьер так занят, что не понимает того, что говорят ему. – Я спрашиваю у тебя, когда ты получил письмо от Болконского, – повторяет третий раз князь Василий. – Как ты рассеян, мой милый.
Князь Василий улыбается, и Пьер видит, что все, все улыбаются на него и на Элен. «Ну, что ж, коли вы все знаете», говорил сам себе Пьер. «Ну, что ж? это правда», и он сам улыбался своей кроткой, детской улыбкой, и Элен улыбается.
– Когда же ты получил? Из Ольмюца? – повторяет князь Василий, которому будто нужно это знать для решения спора.
«И можно ли говорить и думать о таких пустяках?» думает Пьер.
– Да, из Ольмюца, – отвечает он со вздохом.
От ужина Пьер повел свою даму за другими в гостиную. Гости стали разъезжаться и некоторые уезжали, не простившись с Элен. Как будто не желая отрывать ее от ее серьезного занятия, некоторые подходили на минуту и скорее отходили, запрещая ей провожать себя. Дипломат грустно молчал, выходя из гостиной. Ему представлялась вся тщета его дипломатической карьеры в сравнении с счастьем Пьера. Старый генерал сердито проворчал на свою жену, когда она спросила его о состоянии его ноги. «Эка, старая дура, – подумал он. – Вот Елена Васильевна так та и в 50 лет красавица будет».
– Кажется, что я могу вас поздравить, – прошептала Анна Павловна княгине и крепко поцеловала ее. – Ежели бы не мигрень, я бы осталась.
Княгиня ничего не отвечала; ее мучила зависть к счастью своей дочери.
Пьер во время проводов гостей долго оставался один с Элен в маленькой гостиной, где они сели. Он часто и прежде, в последние полтора месяца, оставался один с Элен, но никогда не говорил ей о любви. Теперь он чувствовал, что это было необходимо, но он никак не мог решиться на этот последний шаг. Ему было стыдно; ему казалось, что тут, подле Элен, он занимает чье то чужое место. Не для тебя это счастье, – говорил ему какой то внутренний голос. – Это счастье для тех, у кого нет того, что есть у тебя. Но надо было сказать что нибудь, и он заговорил. Он спросил у нее, довольна ли она нынешним вечером? Она, как и всегда, с простотой своей отвечала, что нынешние именины были для нее одними из самых приятных.
Кое кто из ближайших родных еще оставались. Они сидели в большой гостиной. Князь Василий ленивыми шагами подошел к Пьеру. Пьер встал и сказал, что уже поздно. Князь Василий строго вопросительно посмотрел на него, как будто то, что он сказал, было так странно, что нельзя было и расслышать. Но вслед за тем выражение строгости изменилось, и князь Василий дернул Пьера вниз за руку, посадил его и ласково улыбнулся.
– Ну, что, Леля? – обратился он тотчас же к дочери с тем небрежным тоном привычной нежности, который усвоивается родителями, с детства ласкающими своих детей, но который князем Василием был только угадан посредством подражания другим родителям.
И он опять обратился к Пьеру.
– Сергей Кузьмич, со всех сторон, – проговорил он, расстегивая верхнюю пуговицу жилета.
Пьер улыбнулся, но по его улыбке видно было, что он понимал, что не анекдот Сергея Кузьмича интересовал в это время князя Василия; и князь Василий понял, что Пьер понимал это. Князь Василий вдруг пробурлил что то и вышел. Пьеру показалось, что даже князь Василий был смущен. Вид смущенья этого старого светского человека тронул Пьера; он оглянулся на Элен – и она, казалось, была смущена и взглядом говорила: «что ж, вы сами виноваты».
«Надо неизбежно перешагнуть, но не могу, я не могу», думал Пьер, и заговорил опять о постороннем, о Сергее Кузьмиче, спрашивая, в чем состоял этот анекдот, так как он его не расслышал. Элен с улыбкой отвечала, что она тоже не знает.
Когда князь Василий вошел в гостиную, княгиня тихо говорила с пожилой дамой о Пьере.
– Конечно, c"est un parti tres brillant, mais le bonheur, ma chere… – Les Marieiages se font dans les cieux, [Конечно, это очень блестящая партия, но счастье, моя милая… – Браки совершаются на небесах,] – отвечала пожилая дама.
Князь Василий, как бы не слушая дам, прошел в дальний угол и сел на диван. Он закрыл глаза и как будто дремал. Голова его было упала, и он очнулся.
– Aline, – сказал он жене, – allez voir ce qu"ils font. [Алина, посмотри, что они делают.]
Княгиня подошла к двери, прошлась мимо нее с значительным, равнодушным видом и заглянула в гостиную. Пьер и Элен так же сидели и разговаривали.
– Всё то же, – отвечала она мужу.
Князь Василий нахмурился, сморщил рот на сторону, щеки его запрыгали с свойственным ему неприятным, грубым выражением; он, встряхнувшись, встал, закинул назад голову и решительными шагами, мимо дам, прошел в маленькую гостиную. Он скорыми шагами, радостно подошел к Пьеру. Лицо князя было так необыкновенно торжественно, что Пьер испуганно встал, увидав его.
– Слава Богу! – сказал он. – Жена мне всё сказала! – Он обнял одной рукой Пьера, другой – дочь. – Друг мой Леля! Я очень, очень рад. – Голос его задрожал. – Я любил твоего отца… и она будет тебе хорошая жена… Бог да благословит вас!…
Он обнял дочь, потом опять Пьера и поцеловал его дурно пахучим ртом. Слезы, действительно, омочили его щеки.
– Княгиня, иди же сюда, – прокричал он.
Княгиня вышла и заплакала тоже. Пожилая дама тоже утиралась платком. Пьера целовали, и он несколько раз целовал руку прекрасной Элен. Через несколько времени их опять оставили одних.
«Всё это так должно было быть и не могло быть иначе, – думал Пьер, – поэтому нечего спрашивать, хорошо ли это или дурно? Хорошо, потому что определенно, и нет прежнего мучительного сомнения». Пьер молча держал руку своей невесты и смотрел на ее поднимающуюся и опускающуюся прекрасную грудь.
– Элен! – сказал он вслух и остановился.
«Что то такое особенное говорят в этих случаях», думал он, но никак не мог вспомнить, что такое именно говорят в этих случаях. Он взглянул в ее лицо. Она придвинулась к нему ближе. Лицо ее зарумянилось.
– Ах, снимите эти… как эти… – она указывала на очки.
Пьер снял очки, и глаза его сверх той общей странности глаз людей, снявших очки, глаза его смотрели испуганно вопросительно. Он хотел нагнуться над ее рукой и поцеловать ее; но она быстрым и грубым движеньем головы пeрехватила его губы и свела их с своими. Лицо ее поразило Пьера своим изменившимся, неприятно растерянным выражением.
«Теперь уж поздно, всё кончено; да и я люблю ее», подумал Пьер.
– Je vous aime! [Я вас люблю!] – сказал он, вспомнив то, что нужно было говорить в этих случаях; но слова эти прозвучали так бедно, что ему стало стыдно за себя.
Через полтора месяца он был обвенчан и поселился, как говорили, счастливым обладателем красавицы жены и миллионов, в большом петербургском заново отделанном доме графов Безухих.

Когда с завоеванием Лифляндии, Эстляндии и Финляндии стало ослабевать напряжение Северной войны, Петру пришлось подумать о постановке созданной им регулярной армии на мирную ногу. Эту армию и по окончании войны надобно было держать под ружьем, на постоянных квартирах и на казенном содержании, не распуская по домам, и нелегко было придумать, куда с ней деваться. Петр составил мудреный план расквартирования и содержания своих полков. В 1718 г., когда на Аландском конгрессе шли мирные переговоры со Швецией, он дал 26 ноября указ, изложенный по его привычке первыми словами, какие пришли ему на мысль. Первые два пункта указа с обычным торопливым и небрежным лаконизмом законодательного языка Петра гласили: "Взять сказки у всех, дать на год сроку, чтоб правдивые принесли, сколько у кого в которой деревне душ мужеска пола, объявя им то, что кто что утаит, то отдано будет тому, кто объявит о том; расписать, на сколько душ солдат рядовой с долею на него роты и полкового штаба, положа средний оклад". Далее столь же неясно указ предписывал порядок своего исполнения, стращая исполнителей конфискациями, жестоким государевым гневом и разорением, даже смертной казнью, обычными украшениями законодательства Петра. […] Для подачи сказок о душах назначен был годовой срок; но до конца 1719 г. сказки поступили лишь из немногих мест, и то большею частью неисправные. Тогда Сенат командировал в губернии гвардейских солдат с предписанием заковать в железа собиравших сказки чиновников и самих губернаторов и держать их на цепях, никуда не выпуская, пока не пошлют в учрежденную для переписи в Петербурге канцелярию всех сказок и составленных по ним ведомостей. Строгость мало помогла делу: подача сказок еще продолжалась в 1721 г. Замедление происходило прежде всего от трудности понять сбивчивый указ, который потребовал целого ряда разъяснений и дополнений. Сперва его поняли так, что он касается только владельческих крестьян; но потом велено было заносить в сказки и дворовых, живших в деревнях, и потребовали дополнительных сказок. Явилась другая помеха: чуя, что дело ведет к новому тяжелому налогу, владельцы или их приказчики писали души не сполна, "с великой утайкой". К началу 1721 г. раскрыто было более 20 тысяч утаенных душ. […] Наконец при помощи строжайших указов, пыток, конфискаций, которыми смазывали ржавые колеса правительственной машины, к началу 1722 г. насчитали по сказкам 5 миллионов душ. […] Вторичная ревизия сказок открыла огромную утайку душ, доходившую в иных местах до половины наличных душ. Первоначально сосчитанной сказочной цифрой в 5 миллионов стало нельзя руководиться при разверстке полков по душам. […] Ревизорам наказано было "всеконечно" кончить свое дело и вернуться в столицу к началу 1724 г., когда Петр указал начать подушный сбор. Никто из них к сроку не вернулся, и все заранее уведомили Сенат, что дело к январю 1724 г. не кончат; им пересрочили до марта, а правильный подушный сбор отложили до 1725 г. Преобразователь так и не дождался в шесть лет конца предпринятого им дела: ревизоры не вернулись и к 28 января 1725 г., когда он закрыл глаза. […]

http://magister.msk.ru/library/history/kluchev/kllec63.htm

[…] Крепостное состояние обращено было к Петру не правовой, а только фискальной своей стороной, и здесь он хорошо понимал свой казенный интерес. […] Но зато Петр положил податную таксу на право рабовладения, обложив всякую мужскую холопью душу государственным тяглом под ответственностью владельца. Петр думал о своей казне, а не о народной свободе, искал не граждан, а тяглецов, и подушная перепись дала ему не одну сотню тысяч новых тяглецов, хотя и с большим ущербом для права и справедливости. При всей видимой финансовой нерациональности своей подушное обложение, однако, в XVIII в. оказало благоприятное действие на сельское хозяйство. […] Со времени Петра подушный налог, оторвавшись от земли, все крепче привязывал крестьянский труд к земле. Благодаря подушной подати, не ей одной, но во всяком случае и ей. Русская земля в XVIII в. распахалась, как не распахивалась никогда прежде. Таково значение подушной подати: не будучи переворотом в праве, она была важным поворотом в народном хозяйстве.

Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. М., 2004. http://magister.msk.ru/library/history/kluchev/kllec63.htm

ВВЕДЕНИЕ ПОДУШНОЙ ПОДАТИ

С 1678 по 1724 год существовало подворное обложение. Это означало, что единицей обложения крестьян и горожан был «двор». Иначе говоря, переписчики объезжали деревни и города и переписывали не собственно людей, а число дворов, в которых они жили. Так, по каждому населенному пункту или земельному владению (вотчине или поместью), а потом – по уезду образовывалось так называемое «дворовое число», которое и лежало в основе всех податных расчетов.

За годы Северной войны налоги и повинности росли непрерывно и в конце царствования Петра стали для крестьян очень тяжелыми. Множество плательщиков бросали свои хозяйства, дворы и бежали на Дон, за границу, в другие владения. Стала образовываться «убыль дворов». Провести учет пустых, «убылых дворов» было технически очень сложно.

В 1710 году власти все же провели новую подворную перепись, но ожидаемого результата – роста «дворового числа» в сравнении с предыдущей переписью 1678 года – не произошло. Наоборот, оно сократилось на 20%! В 1715 году было решено провести еще одну перепись. И опять неудача – «дворовое число» не превысило прежней величины. Примечательно, что до и его чиновников стали доходить сведения о том, что «дворовая убыль» вызвана не только бегством или высокой смертностью крестьян, но и их упорным нежеланием нести тяжелые повинности. Это было видно уже по тому, что число дворов не увеличивалось, а населенность двора между тем росла. Это означало, что крестьянские семьи не делились, как прежде, и молодые крестьяне не строили собственных дворов, а жили во дворе родителей. И все это делалось для того, чтобы не платить налогов.

В качестве радикальной меры Петр I решил изменить принцип налогообложения и единицей обложения сделать не «двор», а «душу мужского пола». Важно, что Петр I решил провести реформу налогообложения одновременно с реформой содержания армии. Огромная по тем временам 200-тысячная армия вернулась после войны в страну, и ее нужно было где-то разместить, на какие-то деньги содержать. И здесь Петр I опять же прибег к шведскому опыту. С давних пор шведские солдаты жили в тех местностях, где их полки получали деньги на содержание. Это было удобно – деньги от плательщиков поступали прямо в кассы приписанных к ним полков. Петр I решил воспроизвести эту систему.

Двадцать шестого ноября 1718 года был издан указ о проведении в стране подушной переписи. Все помещики и старосты подавали реестры, или, как тогда говорили, «сказки», с указанием числа мужчин, живущих в каждой деревне, селе, вотчине. За 1719 год сказки, в основном, были собраны. Но властям стали известны многочисленные факты жульничества: переписи избежал каждый третий плательщик. Тогда решили собрать специальные военные команды и провести проверку, или, как тогда говорили, «ревизию», числа душ мужского пола.

Проверка населения оказалась делом сложным, и работа ревизоров затянулась до 1724 года. В итоге к 1724 году стало известно о 5 млн 656 тыс. душ мужского пола. К этому времени уже были сделаны расчеты содержания армии. По проекту 1720 года расходы на кавалериста составляли 40 рублей, а на пехотинца – 28,5 рублей; в целом же расходы на всю армию достигали 4 млн рублей. Сумма налога на одну душу определялась путем деления 4 млн рублей на 5,6 млн душ. Получилось, что подушный налог составил 74 копейки. Так начала свою долгую (длившуюся свыше 150 лет) историю подушная система. Она была удобна для властей – сразу же были отменены десятки налогов, податей, меньше стало проблем со сборами и пересылкой налогов в центр. Полки разместились в тех дистриктах, откуда они получали деньги. Полковые офицеры, вместе с выбранными из местных дворян земскими комиссарами, собирали подушину прямо в полковую кассу. В целом подушная подать не была тяжелее подворной, но она все равно оказалась весьма болезненной для плательщиков. Им, как и раньше, приходилось платить за умерших, бежавших, больных. Ведь следующая проверка сказок – ревизия – после 1724 года была организована лишь в 1742 году! Солдаты стали селиться в деревнях, что доставляло больше хлопот для крестьян. Кроме того, с введением подушной подати контроль государства за подданными усилился. Все ведь должны быть записаны в сказки, крестьянину стало трудно выйти на заработки. Об уходе на новое место жительства или работы не приходилось и говорить, так как до следующей ревизии было запрещено покидать те места, где крестьяне записывались в сказки. Податная реформа Петра I – введение подушной подати – имела колоссальное воздействие не только на финансы, но и на социальную структуру населения.

Мы Петр Первый император и самодержец всероссийский, и протчая, и протчая, и протчая.

Понеже указали мы все армейские и гарнизонные полки, как от квалерии, так и инфантерии разположить на число душ мужеского пола, и содержать оные зборными с тех душ деньгами, и для того збора в земские комисары выбирать самим помещиком, меж себя из лутчих людеи по одному или по два. А каким образом полковником, и офицером, также и комисаром в зборе денег: и в протчем поступать велено, о том даны им инструкции, а для народного известия, чтоб от них никому ни какои обиды и разорения чинено не было, и сверху указу ни чегоб не брали, о том сим нашим указом в народное известие объявить повелели.

1. По чему положено подушных денег

С каждои мужеска пола души, которые по нынешнеи переписке и по свидетельству штап офицеров явились земскому комисару велено собирать на год, по семидесяти по четыре копеики, а на треть года на первую и вторую по двадцати по пяти, а на третью по двадцатипо четыре копеики: а больше того ни каких денежных и хлебных податей и подвод неимать, и платить неповинны; разве что за денги, как в последующем 7-м пункте объявлено: и для таких дел оные указы за нашего императорскаго величества рукою, или за руками всего Сената подписаны, и в народе печатными указы публикованы будут.

2. В которое время те подушные денги збирать

Собирать те денги велено на три срока. А имянно: первую треть в генваре и в феврале, вторую в марте и в апреле, третью в октябре и в ноябре месяцах, не оставливая в доимку ничего, дабы в летние месяцы земледельцам в работе помешательства, а полкам в даче жалованья недостатка не было.

Плакат о зборе подушном и протчем 26 июня 1724 г. // Российское законодательство X–XX вв. В 9 т. Т.4. Законодательство периода становления абсолютизма. Отв. ред. А.Г.Маньков. М., 1986. С. 202–203. http://www.hist.msu.ru/ER/Etext/taxes.htm

ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА СКУДОСТИ ДОХОДОВ

Так как главною причиною скудости доходов были злоупотребления при переписи дворов, то Петр решился ввести подушную перепись. 22 января 1719 года был издан указ: ради расположения полков армейских на крестьян всего государства брать во всех губерниях сказки о душах мужеского пола; за утайку душ прикащикам, старостам и выборным людям смертная казнь безо всякой пощады. 19 января 1720 года новый указ: хотя сказки и высылаются, однако в них пишут одних крестьян, а дворовых и прочих не пишут, в чем может быть такая же утайка, как и в дворах бывала, и потому писать всех, кто живет в деревнях. 16 декабря того же года новый указ: назначен был срок подачи сказок 20 июля, и все сказки не поданы, ландраты и комиссары пишут, что помещики, люди их и крестьяне сказок не подают, из дворов бегают и укрываются, вследствие чего у ослушников указа отписать деревни, а самих выслать к розыску. Указ 15 марта 1721 года говорит, что доносители показали утайку до 20000 душ, и потому велено сказать всем землевладельцам, чтоб объявляли об утайке без всякого страха, на виноватых не будет взыскано, в противном случае они подвергаются наказанию по прежним указам.

ПЕРЕПИСЬ ПОДАТНОГО НАСЕЛЕНИЯ И ЕЕ ПОВЕРКА – "РЕВИЗИЯ"

До Петра прямые подати взимались или с обработанной земли, или со двора. Петр вместо поземельной и подворной подати ввел подушную. По новейшим исследованиям, это произошло так: Петр желал разместить армию на постоянные квартиры в различных губерниях и содержание полков возложить на население того округа, где стоял полк. Для этого признано было нужным высчитать сумму, необходимую для содержания полка, перечислить всех податных лиц в округе и рассчитать, сколько каждое лицо повинно было внести денег на содержание войска. С 1718 по 1722 г. производилась перепись податного населения и ее поверка – "ревизия"; сперва писали крестьян и холопей пахотных, потом стали писать в "сказки" и непахотных зависимых людей; наконец, стали записывать и "гулящих" (не приписанных к сословиям) людей. Эта перепись получила официально название ревизии, а переписанные люди носили название "ревизских душ". Всякая ревизская душа облагалась одинаковой податью, а ответственность в исправном поступлении подати возлагалась на землевладельца. Таким образом землевладелец получал совершенно равную власть и над крестьянином, и над холопом. Здесь и заключалось основание последовавшего за этим фактического уравнения крестьян с холопами.

✪ Клим Жуков про рождение революции: несостоявшаяся буржуазная революция

✪ Наталья Покровская про налоги и НДФЛ

Субтитры

Я вас категорически приветствую! Клим Саныч, добрый день. Добрый день. Всем привет. Продолжим про революцию? Так точно. Рождение революции: два в одном. Так у меня сегодня будет называться наша беседа: два в одном. Так. Я хочу сегодня проследить, как у нас вместо того, чтобы произвести одну революцию, растянутой во времени, разумеется, у нас их попытались сделать две в итоге. Опять же, не попытались, это объективный процесс был, но получилось забавно, сейчас придём к этому. Начать нужно с самого начала. Собственно говоря, теперь мы переходим к конкретике. Вот мы сейчас поговорили про философские основания существования революции вообще, конкретно в России, о принципах внешнего воздействия, что это далеко не только когда там печеньки приносят и Ленину пытаются всучить взяток то ли германских, то ли английских, ещё есть некоторые другие принципы воздействия со стороны, гораздо более важные. И теперь нужно перейти к конкретике, как я и обещал. Сегодня, я думаю, мы так до Петра I дойдём. От кого? От момента сложения и начала сложения Московского царства, когда у нас зародилось. Во-первых, к тому времени современному состоянию сословий, т.е., в первую очередь, крестьянство и дворянство, ну и, конечно, высшая аристократия. Когда они зародились, оформились, сложились, и стали тем, какими они пришли к временам начала 18 века. И о сопутствующих важных вещах, соответственно. Мы об этом говорили уже как-то раз подробно, поэтому я о классическом Средневековье сейчас не буду в деталях останавливаться, просто напомню некие вехи. А вехи такие: у нас в 13 веке, как вы помните, приехали монголы, которые нарушили естественное течение исторического процесса в России. Сейчас я не буду говорить, хорошо это или плохо, я просто скажу фактически. Наличие такой чудовищно мощной силы у тебя на границе не может не изменить некую историческую гравитацию в регионе, оттянув на себя часть ресурсов, внимания… Денег. Денег, безусловно, военных усилий и т.д. Т.е. да, монголы – это стала решающая сила в Восточной Европе надолго. Если говорить о Руси, то примерно на 250 лет. И монголы смогли разрушить самое главное – устойчивое экономическое равновесие, которое сложилось у нас после уничтожения решающей силы, решающего такого объединяющего стержня, каким был днепровский путь из варяг в греки, который у нас приказал долго жить в конце 11 века после того, как наши друзья-крестоносцы из Европы колонизировали южное и восточное Средиземноморье, таким образом, сделав ненужным долгий обходной транзитный путь через Русь товаров, соответственно, с Балтики на Юго-Восток и наоборот. Теперь у них были прямые порты, находящиеся прямо в Средиземном море. И они могли спокойно из Италии, из Испании, из Франции ездить куда надо. Хочешь – в одно место, хочешь – в другое место. И главное – очень быстро, потому что Средиземное море не очень большое, это гораздо удобнее, чем тащить товары вокруг. Оно среди земель. Оно среди земель, там прямо перекрёсток всех миров находится, очень удобно. Хотя, конечно, по днепровскому пути товары всё равно шли, они никогда не переставали идти. Он просто из такого геостратегического пути превратился, в общем, в довольно локальный. Он перестал связывать всю нашу большую страну от Тмутаракани до Новгорода просто потому, что поток товаров многократно упал, и прибавочный продукт, который можно было выдаивать из этой торговли и дополнительные денежки, сократились настолько, что общее экономическое хозяйство распалось. Вслед за этим распалась страна вся, Киевская Русь так называемая, на много-много удельных княжеств, которые стали тянуть одеяло на себя, и в первую очередь, естественно, из-за того, что количество ресурсов уменьшилось, стало не хватать на всех, нужно было отстаивать, в первую очередь, свои интересы. Начался период феодальной раздробленности, который, в общем, совсем правильно было бы назвать раннефеодальной раздробленностью, потому что в это время основой экономического хозяйства было безусловное держание земли. Напомню, Средние века – это такое время, когда основное хозяйство – это сельское хозяйство, т.е. на нём всё держится, это производство еды, потому что не трудно догадаться, что еда это одна из главных потребностей человека. И как только она делается удовлетворена, вот сверху можно развивать что-то ещё. Ну и также то, что связано непосредственно с добычей еды, тоже развивается так или иначе. Поэтому сельское хозяйство, агрокультура – это главное, что было в Средние века. Тем более, у нас в стране, которая была крайне чувствительна к изменениям сельскохозяйственного, агрокультурного режима. Так вот, удельные княжества были основаны на аллодальном, безусловном землевладении, т.е. князья и бояре – высшая аристократия своего времени, владели землёй не потому что кто-то её дал этому князю или боярину в обмен за службу, в качестве платы за службу, а потому что это его вотчина, т.е. его наследство, он владеет этим по родовому праву. Вотчина – это, многие не знают, это отчина. Отчина, т.е. от отца. Аллод сам по себе – это очень устойчивая внутри себя система, потому что даже если накроется вся торговля вокруг, и по лесам забегают треножники с инопланетянами, вот если эти треножники лично к тебе не придут, ты у себя, в своём аллоде, выживешь, скорее всего, потому что у тебя крестьяне – это если, конечно, большой аллод, я имею в виду хорошее, устойчивое боярское хозяйство, например, там, или княжеское хозяйство. У тебя крестьяне сажают еду, которой часть обязаны отдавать тебе, собирают яички у курочек, доят коровок под молочко, косят траву, прядут лён, чешут шерсть, из этого всего ткут ткань, из которой потом шьют тебе одежду. Вот спрашивается, а если что-то нужно тебе построить и починить? Ну, не вопрос, построят и починят. Зачем тебе кто-то нужен? Никто. Вообще никто не нужен. Только если с кем-то там, с друзьями повстречаться, выпить, повеселиться, я не знаю. А так – именно прожить ты сможешь. И данная система хозяйствования могла существовать очень долго, потому что на Руси не было решающей силы, которая могла бы в короткие сроки сломать эти аллодальные хозяйства и оттянуть основной ресурс на себя. Такой силой раньше был Киев, потому что Киев, как примерный геометрический центр древней Руси, находящийся, ко всему прочему, ещё и на главной транспортной артерии на Днепре, собирал в себя, в первую очередь, доходы от великого пути из варяг в греки. Таким образом, там просто было много ресурсов и средств, на которые можно было элементарно нанять военных больше, чем у периферийных князей. И принудить их к тому, чтобы быть как-то вместе. После развала основной части товаропотока по днепровскому пути такой силы на Руси больше не было, все были примерно паритетны, кто-то сильнее, кто-то слабее, где-то вдруг оказывался более удачливый, умный князь, каким, например, был очень прозорливый человек Андрей Боголюбский в 12 веке во Владимиро-Суздальской земле, мы об этом говорили как-то раз, целых 2 ролика записывали о Владимиро-Суздальской земле. Ну вот типичный результат. Он, в силу того, что был человек редких дарований, редкого опыта, ну и командир одного из богатейших княжеств, это очень важно, и самое главное – единого княжества, которое было молодое и ещё не успело развалиться на уделы. Он подчинил себе значительную часть Руси, но т.к. это было напрямую против экономических интересов непосредственно на местах, объективных экономических интересов, всё закончилось тем, что он перестал быть актуален даже в своём княжестве, которое он поднял на большую высоту, его там быстро убили. Собственно, его ближайшие друзья и подручные. И эта система, повторюсь, была крайне устойчива. Во-первых, почему я уже сказал, потому что это в чистом виде натуральное хозяйство, которое ко всему прочему ещё и подвинуть никто не может с места, потому что все примерно одинаковые вокруг. И третье – это структура местного сельскохозяйственного тяглового населения, демографическая структура, когда все люди живут вдоль речек, потому что это очень удобно – по речке можно на лодочке туда-сюда возить товар какой-никакой, это постоянное орошение твоих сельхозугодий естественное, потому что весной она разливается, выносит ил на берега, а это очень хорошее удобрение. Плюс не нужно далеко ходить за поливными мощностями. Вот у тебя мостки, 2 ведра, коромысло, вот все твои поливные мощности, очень удобно. Но вдоль рек, мы сейчас представляем себе, как выглядит у нас берег реки, какой-нибудь Оки, например. Заливные луга, это же трава по пояс, там пасутся коровы, лошади… Тучные стада. Тучные стада, да, и можно выйти в самом деле на берег реки и просто вот от горизонта до горизонта увидеть какое-то более-менее свободное пространство. Но это процентов, наверное, на 75-80 результат многолетнего, многодесятилетнего агроландшафтинга, как правило, в основном, или 19 века, или, в ещё больше степени, наследие проклятых большевиков. Потому что чтобы этот береговой заливной луг существовал, во-первых, нужно свести на очень большой части реки лес, кусты повыдергивать, всё выкорчевать, засеять травой и непрерывно выпасать там скот, не давая, таким образом, снова зарасти это всё сорняковой растительностью типа кустарников, деревьев и т.д. Вот тогда он будет существовать. Но в Средние века заливной луг мог быть только естественный, а естественные, они, в общем, нечасто встречаются, да. Нечасто они встречаются. И раз мало заливных лугов, значит, мало где есть выпасать на постоянной основе, на хорошей траве, потому что заливной луг – это всегда очень калорийная, хорошая трава, где выпасать элементарно скотину. Т.е. лошадок, которые являются главной тягловой силой, на которых всё пашут, и коровок, которые дают, во-первых, А - молоко, Б - говно, которым всё удобрять можно. Их у нас просто негде было выпасать постоянно, а кроме того, что самое главное – такие луга дают что – огромную возможность для заготовки сена. Сено – это то, что все эти прекрасные животные будут жрать зимой. А у нас выпас прекращается на основной части северной Руси, северо-восток, северо-запад, где-то через 4,5 месяца после его начала. Т.е. 7,5 месяцев, а то и 8 месяцев тебе придётся держать скотину в стойле и кормить её. Это ж сколько надо запасти. Да. Т.е. вот такие простые моменты диктовали что – что у тебя пригодная к использованию земля довольно быстро закончится и всё заселят. Ну, опять же, она останется ещё где-то, но тут нужно будет её или расчищать целенаправленно, или чтобы у тебя эта земля вдруг оказалась около нового какого-нибудь городского центра. Например, основали г. Москву, там, где его раньше не было. Точнее, сначала село организовали, село Москву бояр Кучковых. Понятно, что если теперь город, туда обязательно потянутся какие-нибудь строители, которых нужно будет кормить, какие-то поедут возы, которые нужно будет охранять, переволакивать через коряги – значит, нужно будет строить дороги. И там да, там рядом, например, с какой-нибудь Москва-рекой ещё поселятся люди. Ну это же нужно новый город построить, а это не всегда возможно. Т.е., таким образом, демографическая структура тяглового населения тоже очень устойчивая, потому что вот люди вдоль речки расселились и никуда уже с неё не тронутся. И понятно, что если у тебя в широком смысле не будет прирастать в этом месте население – если оно будет прирастать, оно будет уходить, например, вот из Владимира в Москву, потому что тут им уже места нет. У тебя прибавочный продукт, который происходит с данной конкретной территорией, будет равняться константе, 100%, и прибавки в широком смысле не будет. А прибавка может, извините, быть убавкой, потому что баланс колебаний биосистемы от тебя никак вообще не зависит. Вот сегодня у нас было холодно, мало хлеба родилось, завтра будет тепло, много хлеба родится, никак не можешь на это повлиять. И, таким образом, богатство, т.е. то, что можно поверх жизненно необходимого уровня пустить на развитие какого-то своего княжества или боярской вотчины, или, не дай бог, великого княжества, оно очень небольшое богатство. И поэтому сложность системы имеет верхний ограничитель, вот мы не можем потратить на своё княжество больше какого-то количества ресурсов, и оно не вырастет никогда. Опять же, в значимых пределах. И монголы это устойчивое равновесие пошатнули, потому что они, во-первых, нанесли чудовищный удар городскому хозяйству – города частично были сожжены, частично разрушилась торговая сеть, которая связывала так или иначе русские княжества между собой. Угнали массу податного населения в полон или просто перебили, потравили посевы и луга. И люди, особенно из южной Руси, были вынуждены спасаться с той территории, на которой они жили. Они побежали, как обычно, на север, потому что леса гораздо хуже доступны для татарской конницы, чем беззащитные южные степи и лесостепи. И в лесах вдруг оказалось у нас, что куда вы лезете, всё занято, на речках места вам нет. Пришлось идти бить челом князьям, боярам, чтобы они помогли, тем более, что ты беженец, как ты поселишься сам, никак ты не поселишься, только с помощью сильных людей в данной местности, которые, во-первых, дадут инвентаря, чтобы разжиться, а во-вторых, окружающих попросят тебя не убить в ближайшее время, потому что теперь это твои друзья. Т.е. нужно было заехать под крышу. А так как селить их некуда было, а также местному населению деваться некуда было после тотального разорения, люди от рек побежали на водоразделы, т.е. на холмы между реками, где вдруг оказалась масса неосвоенной земли, просто масса. Причём бегали туда сильно и раньше, но фрагментарно, потому что чтобы человек, который прожил 10 поколений вдоль реки, побежал на водораздел, должно произойти нечто экстраординарное. Сам он с места не тронется никогда. Его нужно заставить. Конечно, такие мегабонусы от реки, а тут нате вам, давайте сами от неё уйдём. С какого? Вот как греки возле моря, они же не ходили воевать далеко, зачем? Давайте вы уйдёте. Да. Вот такое встречное предложение у меня будет. Ну и что, и избыточное население от рек постепенно, по историческим меркам как раз наоборот, не постепенно, а очень быстро, поползло на водоразделы, где оказалась масса неиспользованной земли, и оказалось, что есть территории, где дёрно-подзолистые почвы очень плодородны. И в первую очередь, конечно, это оказалось, помимо уже освоенного Суздальского ополья, которое было татарами сильно разграблено и подведено под число, т.е. под перепись населения, с которого постоянно собиралась дань, т.е. внутриордынский выход. Таким местом, очень плодородным, оказалась Клинско-Димитровская гряда, на которой находятся Москва, Тверь, и Переславль-Залесский, в итоге. Но Переславль, правда, чуть дальше, но в общем в тех же условиях оказался. Это оказались такие паровозы развития всей Владимиро-Суздальской Руси. Потом, в итоге, 2 главных паровоза – Тверь и Москва передрались, кто будет главный, потому что они были примерно сопоставимы по мощности. Примерно, я не говорю, что прямо сопоставимы, но конкуренцию друг другу составляли уверенную. И вот в этих условиях у нас рождаются 2 конкретных типа, 2 конкретных класса людей, которые живут на нашей земле – это дворяне и это зависимые крестьяне. Я уже только что сказал, что крестьяне, которые бежали от тех или иных нестроений, они оказывались во власти конкретных феодалов, ещё в их аллодах безусловных. Но крестьянин, таким образом, из свободного общинника превращался в общинника зависимого, а иногда, зачастую, прямо в холопа, т.е. раба, который был обязан пожизненно служить своему господину. Или, как минимум, он становился смердом, т.е. его осмердовали, т.е. он вместо людина, например, словена, превращался в зависимого крестьянина, который хотя ещё не был крепостным, но уверяю вас, зависимость была не сильно более приятная. Там единственное, что да, можно было уйти с земли. Даже смерд мог уйти от своего господина, было бы куда, это отдельный вопрос, куда. Хотя всё равно, конечно, уходили, но не факт, что новый господин будет лучше, чем старый. Или если ты окажешься без господина, а кто такой господин, это военная сила, которая, если что, тебя будет защищать. Если ты окажешься без господина, ты вообще выживешь хоть как-нибудь. Хотя, конечно, бежали на север, в район будущего Архангельска, бежали на восток, на Волгу, бежали на юг к Днепру, это, в общем, то, что потом стало казаками, в итоге. Но, опять же, это не один человек бежал. Как правило, бежала, как минимум, семья, а скорее всего, бежала большая община. Но к этому мы ещё вернёмся. Самое главное, что у нас образуются зависимые крестьяне, которые теперь полностью зависят от своего господина, который владеет землёй. И т.к. крестьян конкретно вот здесь у нас, на северо-востоке Руси стало больше, и они освоили новые земли; за счёт разрушения привычного демографического устойчивого состояния структуры податного населения и экстенсивного увеличения, просто их стало больше, стало возможным запахивать больше земель. И теперь у нас стало больше прибавочного продукта. Плюс на этих землях, т.к. их стало больше, стало возможно практиковать не старое двуполье, когда одна земля находилась под паром, другая под засевом, а трёхполье, когда у нас земля делилась на 3 участка – это паровая земля, яровая земля, и озимая земля. Для тупых – что такое яровые и что такое озимые? Озимые – то, что сажают осенью на зиму. Т.е. то, что лежит под снегом, там вызревает и весной всходит. Т.е. можно сразу быстро собрать и ты получишь в начале, перед пахотным сезоном летним, ты получишь просто готовый продукт. Яровая – это то, что в яру, что сажается на лето, т.е. весной, и осенью собирается. А под паром – это то, что находится под паром и не запахивается, чтобы восстановить естественную плодоносность, плодоносный слой земли. В идеале надо её поливать, конечно, навозом. А чем-нибудь специальным засевали, там люцерной? Нет-нет-нет. Это уже более продвинутый способ, это уже травополье. Он тогда был недоступен. Я не могу сказать, что его не было, я могу сказать, что скорее всего в это время четырёхполье считалось космической технологией. Т.е. это, под парами, надо было старательно засирать? Засирать, да. А как это, навоз лопатами разбрасывали, или с жижей как-то, есть сведения? Нет, таких сведений у нас нет. У нас есть другие сведения, что при житье-бытье на реке практиковать трёхполье практически невозможно просто потому, что у тебя уже всё занято. Т.е. тебе нужно, чтобы участок, например, в 3 гектара, у тебя полтора гектара под паром, полтора гектара у тебя засеяно. И вот ты получаешь с полутора гектар какое-то количество хлеба. И вот тебе нужно поделить участок по одному гектару, у тебя 1 гектар будет засеян, 1 будет озимый, 1 будет яровой. Т.е. у тебя просто земля будет отдыхать меньше, ты быстрее выработаешь. А чтобы сделать себе участок в 4,5 гектара – это никак, потому что рядом Иван Иваныч живёт, который сразу спросит – а что это. А ещё у тебя есть твой личный дед, который тебе скажет, что я так делал и мой дед делал, и дед моего деда делал, иди сюда. Ну, дело нешуточное. Конечно. От ваших сельскохозяйственных экспериментов… Помереть можно. Дедушка-то, кстати, как мне кажется, в таких обществах в авторитете был именно потому, что он дожил до таких лет. А значит, проявил недюжинный ум, смекалку, физическую силу. Удачу. И, что важно, он помнит ещё своего деда, который тоже проявил все эти прекрасные качества. А значит, лучше, учитывая, что никто не умеет читать, и всё передаётся устно, слушать можно только его. Там настоящие… Аксакалы, да. Чего вы тут прожили 15 лет, сейчас меня учить будете. Ага, поучайте ваших паучат. Итак. Итак, стало больше ресурсов. Ну, говоря по простому, денег, хотя, конечно, не денег. У нас в это время в России длился очень долгий безмонетный период. После Ярослава Мудрого мы монеты не чеканим свои вообще. Пользуемся, если пользуемся, иностранной. А в основном натуральный обмен. У нас даже названия условных денежных единиц – все эти белые, ногатые и прочие, это обозначение шкурок животных, которые и выступали меновым эквивалентом. Т.е. по сути дела это очень примитивная форма хозяйствования именно потому, потому что у нас торговля была после разрушения Великого днепровского пути в относительном запустении, а собственная продуктивность была такая, что на продажу просто ничего не было. Рынки были довольно бедные и узколокальные, а там можно было обойтись отличненько и без денег. Само слово деньги, это же вот… Тенге. Задорнову привет, блин. И вот у нас появляется увеличение ресурсов, но возможность новой агрокультуры, которая (т.е. трёхполье), которая обещает больше прибыль с земли, больше людей появляется на северо-востоке. И северо-восток начинает забирать в себя земли вокруг. И в это время, я говорю, появляется 2 конкретных класса людей, которые потом сыграют основную роль во всей истории России. По крайней мере, на многие-многие века. Во-первых, крестьяне, которые являются представителями экономического базиса, без которых вообще ничего не будет. Крестьяне поделились на вполне конкретные состояния, потому что это были, во-первых, А – свободные общинники, которые оставались ещё с раннего средневековья. Вот так им повезло. А, во-вторых, появились зависимые крестьяне, но уже не просто смерды, которые были у нас всё средневековье, которые просто живут здесь, родились здесь, и умрут, скорее всего, здесь, на землях боярина Пупкина. А появились именно холопы в большом количестве, т.е рабы. Раньше, чтобы попасть в рабство, нужно было серьёзно залететь, прямо скажем, или попасть в серьёзные неприятности. А здесь ты просто приехал со всем своим… Залётчики. Да. Если ты приехал со всем своим родом, оказался без ничего из-за того, что где-нибудь под Изяславлем Залесским, Южным, тебе сожгли враги родную хату. Ты приехал во Владимир и тебя просто закабалили, чтобы ты отрабатывал то, что тебе дали в долг, потому что в долг у нас давали в основном бояре. Микрокредиты, да? Там давали такие микрокредиты, под 50%. Ну, не расплатиться. Да, расплатиться, как правило, с 50% кредитом уже невозможно. А они православные тогда уже были, нет? В 13 веке, в 14, конечно, они были православные. По-божески встречали, т.е., да? Встречали по-божески. Как говорят, это, Митьки, Митьки поделили выпивку по-братски, т.е. я выпил большую часть. Так вот, встречали именно по-братски, как православные братья православных братьев. А что такое полностью зависимые крестьяне? Это значит с ним можно делать всё, что угодно. Можно заставить их работать больше, можно, самое главное, заставить их поселиться, где тебе нужно. И у нас сильно изменяется структура формирования именно податного населения на земле, потому что раньше все жили деревнями, которые располагались просто по уездам. Вот у нас есть какая-нибудь Тверь, вокруг неё деревни. А вот теперь люди стали концентрироваться вокруг княжеско-боярских сёл, когда было большое село, относительно, конечно, где была церковь, погост. Это был сельский центр, вокруг которого да, концентрировались уже собственные маленькие деревни, где не было церкви. Т.к. название само – боярское село или княжеское село, понятно, что владел им боярин или князь, они были очень богаты иногда. Таким образом, местное население подчинялось так или иначе именно этому человеку, и никуда ты не мог деться от этого. И бояре, и князья имели, естественно, своих зависимых дружинников, с которыми они вместе всё Средневековье ходили в походы, держали осады, обороны и т.д. Раньше, как в Европе делали, невозможно было поместить на землю, дать ему в распоряжение крестьян, чтобы они кормили и вооружали, а он за это будет служить. Просто потому что у нас низкая продуктивность, настолько низкая продуктивность биосистемы, что посадишь дружинника, так ему нужно будет давать столько крестьян, чтобы они его прокормили, что он перестанет быть дружинником и сразу станет боярином, нафига тебе ещё один? Ты с этими-то не знаешь, что делать. Хотя, конечно, так тоже делали, и первым человеком, который стал давать первые земли в условное держание, был ещё Владимир Святой, который рассаживал своих бойцов по богатырским заставам, против печенегов. Это именно про них все русские былины. Так вот, они жили как раз в прямых аналогах европейских замков, маленьких, укреплённых сёл. Но это было, опять же, спорадически. А теперь у тебя есть дружинник, сын боярский, или дворянин. Дворянин, это от слова двор, т.е. он находится у тебя при дворе. Твой, как бы сказали римляне, клиент, или как сказали бы римляне или французы через 1000 лет – менестриал, т.е. тот, кто живёт с твоей милости. И вот стало возможным просто посадить в это село, и там окажется достаточно ресурсов, чтобы вооружить его и нескольких его парней. А он за это будет это село для тебя контролировать, собирать там налоги, и отвозить тебе. И появилась возможность оставить крестьян на этой земле так, чтобы они никуда с неё не девались, это самое главное. И вот что у нас происходит – у нас происходит это к 14 веке, к 14 веку развивается, и к 15 веку, до конца 15 века, оно развивается окончательно, у нас появляется развитый феодализм, основанный на условном теперь, а не безусловном держании земли. Как раз у нас к Ивану III приблизительно заканчивается эта развитая феодальная революция. И вот смотри, как интересно получается – в Европе ровно в то же самое время, вот синхронно буквально, идут очень схожие процессы внешне. Т.е. страны централизуются вокруг личности абсолютных или близких к этому монархов. Это и Англия, это и Франция, это Испания, это Португалия. Конечно, остаётся Германия в силу крайней рассыпчатости политической структуры, и Италия то же самое. Но складываются крупные, мощные национальные центры силы, которые складываются, в первую очередь, уже на капиталистических основаниях, потому что капитализм, только он смог породить политические нации. Понятно, если вы все говорите по-испански, то вы друг друга более-менее понимаете, поэтому вами легко управлять уже на конкретных экономических основаниях, потому что раньше я, будучи французом, мог, там половина моих владений могло лежать где-нибудь в Голландии, там люди вообще не очень сильно понимают, о чём я говорю. Но при этом, у меня земли жирные, поэтому это тоже будут мои земли. Это совершенно средневековые, другие основания складывания государств, а это именно национальное государство, потому что вместе легче вести общее хозяйство просто на основании того, что вы друг друга понимаете. И все тянутся по вполне конкретному признаку языка и крови к одному центру, к монарху. И к концу 15 века в Европе феодализм, в общем-то, уже рушится, по крайней мере, как экономическое основание. На главном месте города с их капиталистическим хозяйством, купцы, торговля и деньги, потому что деньги становятся тем, что по-настоящему сокрушает средневековое рыцарство. Не копья швейцарцев, не луки англичан, не мушкеты потом мушкетёров, а именно деньги, потому что на деньги элементарно можно нанять любое количество, в том числе, и рыцарей. Таким образом, он становится уже не феодально обязанным, а просто наёмником, как и все. А у нас? А у нас в то же время происходят те же самые процессы, казалось бы – у нас складываются, по крайней мере, начинает складываться национальное государство. И все тянутся к единому центру, который тогда ещё непонятно был, где будет – в Москве, в Твери, но потом делается ясным, что в Москве. Василий Тёмный выигрывает затянувшуюся гражданскую войну за Москву, Москва окончательно возвышается как общерусский центр объединения. Но при этом в Европе феодализм пал, а у нас он окреп, усилился именно на основании централизации, потому что у нас централизация оказалась возможна только на именно феодальных основания. И централизация породила чудовищное усиление именно феодализма, именно феодального хозяйства. Почему? Да всё потому же, у нас была очень бедная экосистема, мы не могли продуцировать такое количество прибавочного продукта, какой продуцировала Европа из-за того, что находится ближе к Гольфстриму, там больше народу живёт на территории, поэтому любая экономическая транзакция имеет меньшие расходы и большую рентабельность. Просто товар не нужно далеко везти, можно отвезти его в соседнее село и там его купят, например. Это наличие свободных городов, потому что у нас города могли существовать только в том случае, если его крышевал князь и держали бояре. А что такое свободный город? Ему что при этом разрешается? Свободный город, когда он зародился, он сам являлся феодалом. У него не было господина, он сам являлся феодалом. А у нас город так и остался вотчиной, например, какого-нибудь князя Воротынского. Вот его Воротынск – это его город. Какой вольный город, вы сейчас что мне предлагать-то пытаетесь, а? А Нюрнберг - это вольный имперский город и никто над ним не властен, потому что этот самый stadtluft, город воздуха, это город свободы. Если крестьянин крепостной… Воздух города – это воздух свободы. Да, воздух города, он вообще, как звучало-то, господи боже мой, stadtluft macht frei, т.е. воздух города делает свободным. Тут нужно было просто крепостному крестьянину сбежать в город, прожить там год, и после этого его никто не мог обратно забрить в крепостную неволю, он делался горожанином, если, конечно, проживёт там такое количество времени, всякое могло случиться, опасное было время. Так вот, у нас одинаковый процесс централизации и абсолютно разные результаты в итоге в основании этих процессов. Тут складывается капитализм, у нас складывается окончательно феодализм. Крепчает. Крепчает, да. При этом у нас складывается очень сильно централизованное государство, как, например, в Англии. Да и, наверное, во Франции тоже к Людовику XI. Т.е. бедность экосистемы, растянутость коммуникаций, они приводят только к тому, что все вокруг понимают – кто не понимает, тому быстро объясняют, что всё это может держаться, только если будет очень сильная центральная власть, которая сможет собирать ресурсы и целенаправленно распределять их в нужное место – на поддержку ли дороги, на поддержку ли войны, или там наоборот – на заключение мира, на постройку прикольного какого-нибудь храма. Это может сделать только 1 человек, потому что если это опять будет делать много людей, это закончится тем, что было в 13 веке. Что для людей конца 15 века, это было, как для нас позавчера. Опять же, это традиционные общества, они сильно лабильны к родовой памяти, что там эти 200 лет для них? Опять же, традиционные общества, время для них не линейно, время для них закольцовано, и в принципе то, что вчера была у нас смута и раздрай, то понятно, что скоро она опять будет, скорее всего. Но пока нужно делать, чтобы этого не было, а этого можно избежать только мощным централизованным государством, поэтому именно объективный интерес был в крайней централизации. Что и случается при Иване III, при Иване Васильевиче Грозном #1, складывается очень жёсткая вертикаль власти вокруг Москвы, и при этом абсолютно, то, что в Европе начало отмирать уже в 13 веке, а у нас это только сложилось. Позвольте вопрос со стороны тупых и безграмотных. Т.е. всё это не потому, что Иван Грозный был злой и плохой; не потому, что он был шизофреник; не потому, что он ввёл адскую опричнину, которая зарезала всех лучших людей и поэтов, естественно. Всё это, так сказать, явления попутные. Оно началось сильно до Грозного, Грозного ещё в проекте не было. Не, ну как, ты ж понимаешь, он негодяй, загубил Русь, и после него никак уже было. У нас, к сожалению, каждый 2 монарх обязательно загубляет Русь. У нас Иван Грозный загубил Русь, потом Николай I загубил Русь, потом Александр III загубил Русь, и окончательно справился уже Николай II. Товарищ Сталин поставил жирную точку, загубив нас окончательно. Ленин заложил бомбу, а Сталин загубил Русь. Подорвал. А Сталин подорвал, правильно. И даже когда смотришь на череду всех этих негодяев, не очень понятно, откуда мы взялись? И 1/6 часть суши, да, под нами оказалась. Что же тут у нас происходит-то в это время: у нас происходит страшный антагонизм между старой аристократией и новой аристократией, т.е. дворянством. Он происходит по одной простой причине, что новая аристократия не была вообще никакой аристократией, хотя вроде бы принадлежала к тому же классу объективно, к которому принадлежала старая аристократия. Они получали землю за службу и служили с этой земли, эксплуатируя своих крестьян. Старая аристократия занималась тем же самым просто в гигантских объёмах и никому ничего не была должна. Обязана. Ничем она не была обязана никому, потому что они владели своими землями по старине. И, конечно, это, во-первых, очень сильно не нравилось самому главному представителю высшее аристократии – царю, тогда ещё великому князю, потом царю. Царю-то, конечно, очень сильно хотелось бы, чтобы ему все были обязаны службой именно, не в силу старинной верности рода другому роду, потому что это, знаете, можно быстро поправить. Вашу так называемую верность. Я же хозяин своей земли, а значит хозяин своего слова. Слово дал – слово забрал, как настоящий джентльмен. Это, опять же, были объективные моменты, которые требовали централизации власти вокруг конкретной персоны, конкретного города, вокруг столицы. Опять же, кто не понимал, он начинал противоречить объективным интересам, и он или удалялся из страны сам, потому что, естественно, карась ищет, где глубже плавать, или вынужден был подчиняться общим интересам, потому что, опять же, это люди, в среднем, довольно умные существа, они понимали, что вместе гораздо безопаснее, чем поодиночке. И не факт, что ты, отъехав куда-нибудь в Литву, окажешься там сильно кому-то нужен, потому что где родился, там и пригодился. А тут всё-таки лучше вместе всем существовать. А вот новая аристократия – дворяне и дети боярские – существовали в довольно плохих условиях, потому что у них ещё в 17 веке, в среднем на человека приходилось 3,8 крестьянских двора. Т.е. 6,2, в среднем души мужского пола. Одного бойца обеспечивали, условно, 7 мужиков, что по европейским меркам вообще не могло привести к появлению хоть какого-то рыцарства, потому что ещё там при Карле Мартелле и Карле Великом одного бойца снаряжали с 20 домов. Т.е. это, как минимум, 20-30 мужиков работали на него. А это раннее средневековье, которое было куда менее требовательно к количеству и качеству снаряжения. А тут у нас вроде как рыцарство, вроде как это рыцарство, оно вообще небоеспособно, потому что очень мало людей на на него работало, оно просто нищее, откровенно говоря. И эти помещики, в среднем, конечно, они были очень разные, но в среднем иногда доходило до того, что они сами были вынуждены пахать землю. И мы когда-то говорили об этом, говоря об трансформации русского военного дела в постмонгольский период, что адаптационные механизмы были выработаны моментально, они превратились в смысле военных единиц в полный аналог наших восточных и южных соседей, переодевшись по татарскому образцу. А татары в это время переоделись по турецкому образцу, т.е. мы опосредованно тоже переоделись по турецкому образцу. Потому что если у нас шла остернизация, то у татар шла вестернизация, потому что для них западом была Турция. Мы всё-таки к Европе поближе. Да. И вот мы сделались все месте как турки одеты, приблизительно так, в смысле военной силы. Т.к. это было очень сильно дешевле – это лёгкая конница, это не тяжёлый рыцарский доспех. Это сейчас, в данном случае, неважно, я просто вспомнил это как некую реперную точку. Объективным интересом дворян было укрупнение собственного хозяйства, и объективным интересом царя было противопоставление царя крупной аристократии, и дворяне с удовольствием, ты знаешь, в этот процесс включились, потому что они тоже понимали свои интересы. Понятно, у тебя 6 человек мужиков, а надо, чтобы было 60, а где их взять? О, князь Андрей Курбский, что-то у тебя очень много этих самых крестьян, надо бы делиться. Это долгая… А как же их можно отнять? Долгая революция сверху, она заключалась в том ещё, что, например, ещё Иван III и, тем более, Иван Грозный занимались тем, что они просто отнимали старые земли в собственное пользование, в свой домен. Вот опричнина, например, это было собирание большой части земли в личный царский домен, потому что опричь – это кроме, вовне. Т.е. вовне земщины. Земщина – это вся эта сволочь, которая владеет там чем-то по роду и племени, а это моё личное, чтобы мог нарезать своим людям землю под гарантии службы. Например, если человек провинился против государства, его могли наказать лишением земли, чем Грозный регулярно и занимался, причём оба Грозных – и Иван III, и Иван IV. Иван III, как мы помним, не позволил своего брата выморочное имущество, когда брат помер, не позволил остальным братьям раздербанить его наследство, всё забрал себе, чем страшно оскорбил обоих, просто страшно оскорбил. Таким образом, складывается царский домен, царские земли, на которых живут царские крестьяне, которые назывались чёрными крестьянами. А вот коварный вопрос тебе. Если бы я был жутким крепостником, то я бы, например… Чуть не сказал – если б я был султан. Да. Я бы, например, людей специально разводил. Я бы для них построил ферму, с сочными девками, естественно, где организовал бы им условия для зачатия, вынашивания, родов, и типа интернаты, зоны детские, малолетские понастроил, я бы их старательно разводил. Изучил бы какие-то эти особенности, как они лучше растут, как они хуже растут, и в общем, вёл бы селекционную работу. В Америке же так доблестные англосаксы поступали в Соединительных Штатах, а наши что, до такого не догадывались? Они не догадывались, у них денег не было для этого. Чтобы сидела толпа красивых баб – их, во-первых, нужно свести в одно место, во-вторых, нужно непрерывно на очень хорошем уровне кормить безостановочно, водить к ним парней, отрывая от работы. Толковых тоже. Толковых тоже парней, ещё проверить – это толковый, не толковый. Т.е. это физически… У нас просто бы не хватило денег на такое мероприятие. Так-то крутиться успевали как-то вообще. Это не потому, что я такой умный, а потому что так нельзя сделать. Просто невозможно было так сделать. Ясно. Царь у всех всё отнимает, крестьяне чёрные. Чёрные крестьяне это, собственно… А были ещё какие-то белые? Это непосредственно зависимые, просто такое название – чёрные или черносошные крестьяне, чёрная соха – то, что лично царю принадлежит. И, конечно же, у нас в это время возникает ещё один, третий игрок. Это духовенство, потому что старые ктиторские монастыри, которые были у нас с конца 11 века, видимо. Это были серьёзные учреждения, безусловно, но новые монастыри, которые начались с Троице-Сергиевой Лавры, с Сергия Радонежского, совсем другие учреждения. Сергий Радонежский, как мы знаем, был известен своим крайним аскетизмом и подвижничеством на фоне того, чтобы нужно, чтобы монастырская жизнь была истинно святая. А зачем люди собирались в монастырь? Ну вот зачем? Вот мы с тобой глубоко верующие люди… Потому что это абсолютно связано с этим самым, ещё в старое время, с аллодальным землевладением, потому что аллод – это такая штука, которая держится безусловно. И ты своим детям завещаешь каждому по куску земли. Если у тебя 10 детей, у тебя твой аллод станет в 10 раз меньше и через некоторое время детей девать будет просто некуда, потому что что ты ему сможешь дать, если вы срочно что-нибудь не завоюете? Вот куда их девать? Их стали девать на службу, но богу, потому что в средние века абсолютно ясно, что самый главный феодал вокруг всех – это бог. Все ему служат, потому что он папа главный. Отдаётся служить богу. Это, опять же, очень ценно, у тебя не просто так за тебя кто-то молится, а твой родной человек, т.е. в 3 раза усерднее. Уж точно, наверное, маму с папой, с братом не забудет в вечерней и утренней молитве. Ну и в монастыре они типа, оторвавшись от мирской жизни, порвав с ней, да, они там яростно несут службу, т.е. стоят все молитвы, посты, туда-сюда. В этом и смысл. Ну и плюс монастырь, т.к… А это тебе сразу +10 к духовности, счастью, удаче и всякое такое. Очень ценно. Плюс монастырь как вещь, несомненно, набитая просто самыми образованными людьми своего времени, которые только и могли получить образование, в общем. Т.е. это попы, которые образованны, они обязаны читать, как минимум. А их всегда звали «попы»? Поп – это с греческого «отец». Когда мы говорим «поп», это отче значит. А я всегда думал, что это от Папы Римского. Так Папа тоже отец. Тоже с греческого, да? Да. Короче говоря, там образовывались центры культуры. Я к тому, что по-английски Папа называется Pope. Естественно, Поуп. Это меня сбивало. Так. Монастыри, 3 сила. Там центр культуры, потому что там куча образованных людей занимается в том числе и тем, что они переписывают книги, и в том числе они переписывают книги не только богослужебные, но и те, которые нужны государству, потому что куда ты отдашь книги переписывать? О, монастырь. Грамотные только там. Как здорово. По крайней мере, в большом количестве. Как здорово. Давайте, займитесь чем-нибудь полезным. Плюс церкви – это всегда капитальные сооружения очень, а монастырь – это несколько церквей вместе, как правило, в которых можно что-нибудь хранить, потому что как я уже 1 раз говорил, рассказывая про Господин Великий Новгород, в средние века на Руси церковь сразу строилась бифункциональной – как церковь и как склад портянок, в обязательном порядке. Т.е. там ещё и документы хранили, архивы там могли хранить, казну там могли хранить, поэтому монастырь был очень ценная вещь. И монастыри страшно развратились из-за этого, потому что, естественно, приезжал младший какой-нибудь Кучкович боярин в церковь, в монастырь, понимал, что он тут до конца своей жизни, что ж теряться-то теперь. Надо как-то устраиваться. Как-то устраиваться. Т.е. нужно делать то же самое, что делал всегда, т.е. ездить в монастырский лес охотиться, в монастырское село трахать местных девок, потом приехать, подружиться с местными монахами, такими же, как ты, и колдырить до утра, вот прямо вообще то, что надо. Сергию Радонежскому это страшно не нравилось, он боролся с этим тем, что просто ушёл из мира фактически в лес, как первые христиане, какие-то подвижники древние, вырубил себе земляночку и там начал жить среди медведей. Т.е. это он пытался личным примером? Да, он был очень немолодой человек к тому времени, просто очень. Он насмотрелся на всё, что было вокруг, и ушёл. И все так удивились. Чего это он? Все вдруг поняли, что вот это-то настоящий монастырь. Вот это всё, все отлично знали, что там происходит, естественно. Там симония, содомия и прочее. Ром, плеть и содомия. И симония, это было важнейшее. Что это? Это продажа должностей за деньги. Это было просто важнейшее дело. Это был бизнес на гигантском уровне, продажа должностей. И вот все потянулись… Я всем, кто сейчас обрадуется, как у нас всё плохо в православии, я замечу, что на Западе было то же самое. Небезызвестный д’Артаньян себе должность главного вертухая в Версальском замке купил, и там да, пробавлялся. Симония – это была вещь, которую постоянно осуждал каждый второй церковный собор на Западе. У них там тоже было всё в порядке и с содомией, и с симонией. Куда деваться. Куда. Все свои, да. И в итоге монастырь Сергия Радонежского уже после его смерти так разбогател, что там стало всё то же самое. А то же самое – это что: монастырь владеет землёй, его нужно постоянно кормить, снабжать жратвой, снабжать деньгами, т.е. ему нужны крестьяне. И монастыри превращаются в одного из самых богатых феодалов на Руси. Ещё были, таким образом, церковные, монастырские крестьяне, т.е. дворянские крестьяне, монастырские крестьяне, и государственные крестьяне. А как они назывались? Если эти черносошные, а тех как называли? Ну, они их называли просто христиане. Они, правда, так не назывались, они так стали уже сильно позже называться, а эти назывались просто монастырские, поповские, церковные. Им хорошо было, плохо, лучше? Им было ничуть не лучше, чем везде, а иногда местами ещё и хуже, потому что если почитать внимательно, что Иван Грозный писал про монастыри, как они с крестьянами обращаются, там батюшки прямо вообще не стеснялись. Т.е. не по-христиански? Нет-нет. Там уровень эксплуатации был всегда, в среднем, очень высокий. И вот Иван Грозный идёт на что – он идёт на то, что он (вернуться к 3 игрокам сразу), он идёт на то, чтобы уравнять дворян и высшую аристократию. Т.е. создаётся Уложение о службе, где все обязаны служить на равных основаниях, и землёй все владеют не потому, что она досталась тебе от папы, а только потому, что служишь. На святое замахнулся. Неудивительно, что его так ненавидят до сих пор. Да. При том, что Уложение о службе появилось в 1556 году, т.е. это до конца правления Ивана Грозного оставалось почти 30 лет, очень удивительно, как его раньше не шлёпнули. А положение о прохождении службы есть до сих пор. Я по нему служил. Да-да-да. Положение о службе. Т.е. вотчинников уравнивают с дворянами-помещиками. Они сопротивлялись, я надеюсь? Все репрессии Ивана Грозного, все на 100% были связаны с сопротивлением людей тому, что он проводил. Естественно, это всем просто не нравилось, вызывало лютую ненависть. Только что ты был наследственный князь Рюрикович, а теперь ты то же самое, что какой-нибудь дворянин Хренов, понимаешь? Писькин. Дворянин Писькин, который твой бывший дворянин, между прочим. Вообще никто, он просто вообще, он даже он сын холопа, например. А теперь вы на одной стоите ступеньке, вообще на одной, только ты да, богаче, а он беднее, но какая разница? Скоро он будет богаче. Да, это же сегодня ты богаче, а дальше что будет? Что деется, православныя?! Попытки подъёма вооружённых восстаний, попытки убийства? Это же было, это был нормальный фон вообще существования русского государства того времени. Вооружённое восстание было в Новгороде, его пришлось давить. Этих замечательных людей, ни в чём не виноватых. Ни в чём не виноватых. Да. Это где их там под лёд отправили, да? Ну… Когда Малюта Скуратов там приезжал зверствовать, страшно совершенно. А Новгород – это было ещё одно, о чём нужно обязательно сказать, что изменилось в структуре русского государства в 14-15 веках. У нас создаётся… Абсолютно точно понимая, что торговля – это кардинально важно, у нас создаётся ямская служба. Уже при Иване III она работает. Она создаётся раньше, но при Иване III она уже как государственное установление работает. Это было то, что смогла развернуть часть, по крайней мере, товаропотока Великого шёлкового пути от Каспия в сторону Новгорода. Потому что ямские станции позволяли тебе… Ямы. Да, ямы позволяли то, что мы подсмотрели у татарвы. Позволяли тебе ехать с гарантированной скоростью в нужном направлении, точно зная, что у тебя где будет сменить лошадей, где будет положить товар временно на склад, и то, что скорее всего тебя по дороге не грабанут. И таким образом мы перенаправляем часть транспортного потока к себе, и Новгород делается не просто важным, он делается кардинально важным городом, потому что единственный порт на севере у нас. Который да, не морской, да, речной, но он имеет постоянный контакт с западом. Важнейшая транзитная база перевалочная. Новгород богатеет безостановочно, и, конечно, Москва должна была приводить его под свою руку или, таким образом, терять непосредственно часть суверенитета. Стремительно богатеет и с такой же скоростью борзеет. А борзеет с опережающими темпами, потому что традиции незалежности с 12 века у Новгорода. И борзоте только Иван Васильевич положил конец. Там сначала один Иван Васильевич, т.е. третий, а потом его внучок – четвёртый, ещё раз, довёл до логического завершения, совершенно справедливо. И вот в таких условиях у нас происходит окончательно та самая феодальная, развитая феодальная революция, революция, которая выводит на первый план дворянство и зависимых от него крестьян. Дальше начинается антагонизм уже между дворянством и крестьянством безостановочный, потому что, ну, не считая, конечно, постоянного водоворота внутри правящего слоя, где те, кто победнее, норовят вылезти повыше, а те, кто повыше, норовят их спихнуть обратно, чтобы не лезли всякие непонятные люди. Дворяне, это был объективный интерес их, и это был объективный интерес в данном случае ещё и государства – они должны были быть богаче, чтобы можно было нормально исполнять службу. Потому что это единственные люди, которые могли иметь досуг, чтобы получить образование, например, военное, или инженерное, или ещё какое-то. И вот тут-то начинается затяжная драка дворян за свои права, потому что у дворян был отличный пример, как было бы неплохо жить, а именно – через границу у нас была Речь Посполита, где шляхта распоряжалась всеми своими крестьянами как холопами, они могли с ними делать что угодно. А у нас уже в 17 веке в Соборном уложении 1649 года напрямую запрещено что либо вообще делать с крестьянами, их запрещено продавать. Ты вроде бы ими распоряжаешься, но всем понятно, что ты распоряжаешься только потому, что служишь. А служишь ты потому, что они тебя кормят, а раз они тебя кормят, то не смей пальцем тронуть. Т.е. это ты государственный вредитель, как только ты их начнёшь продавать. Да. Ты как это – самострельщик, во, экономический самострельщик. Ты сейчас себе имение разбазаришь, и что будет? Ты же на войну не сможешь пойти, это недопустимо. Это важно, что это не от человеколюбия, что нельзя продавать людей, а потому что нельзя. Подрыв боеготовности. Дворяне, в общем-то, с этим согласны, но у них это согласие логически развивается дальше. Если я не могу их продавать, значит, не могу их и покупать, а у меня их мало, мне нужно ещё. Потому что эти 6-7 человек мужского пола меня плохо кормят, плохо снаряжают и вообще – я от этого плохой слуга царю, я ненадёжная опора царю, потому что надежда была только одна – на царя. А кто им ещё может дать? Только царь. Потому что царь – это была единственная фигура, на которую мог опереться мелкий дворянин, потому что на боярина с князем он не мог опереться никак, потому что его личные интересы были напрямую противоположны интересам дворянина, и т.к. каждый боярин и князь, какой бы богатый он не был, он был сильно беднее царя, было понятно, что он одарить их новыми крестьянами скорее всего не сможет, или не захочет, потому что, таким образом, он сам обеднеет. Толково. Так и что же делать с продажей-куплей? А у нас вот что, смотри. У нас дворяне непрерывно напряжённо борются за свои права, потому что они осознавали себя как класс. Это был класс уже для себя, а не класс в себе. Это было сформировавшееся устойчивое сословие, круг людей. Они были сословием, но ещё они были классом, конечно, выступали. Группа людей, устойчивая, обширная, которая связана особенностями владения средствами производства, это настоящий класс. И они знали об этом, что я дворянин, потому что я обязан службой и за это я владею крестьянами и землёй. На этом основании они сближались, у них были общие интересы. И они как совокупная монолитная сила могли влиять на очень многие процессы в стране. Потому что крестьяне ещё в конце 16 века – не при Иване Грозном, а при добром слабохарактерном царе Фёдоре Иоанновиче, по наущению, конечно, Бориса Годунова, крестьянам было запрещено уходить с земли. Вот тебя и Юрьев день. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день. Это именно про то сказано было. Но как ещё тогда же, в конце 16 века и уже при Михаиле Фёдоровиче, в 17 веке, все дворяне говорили, что уходить-то нельзя, они не просто уходят, они валят валом непонятно куда, просто удержать их сил нет никаких. Т.е. нужны какие-то специальные государственные меры, чтобы их удержать. И тогда объявляются заповедные лета, когда нельзя уходить вообще с земли, потому что, например, идёт война, пока идёт война – никуда уходить не моги. Дальше дворяне добиваются пятилетнего сыска, чтобы 5 лет крестьянина искали и возвращали владельцу. Потом они добиваются, если не ошибаюсь, девятилетнего сыска, а потом бессрочного сыска. Т.е. ты беглый крестьянин – ты всегда беглый крестьянин. И добиваются они этого уже при царе Алексее Михайловиче, т.е. бессрочный сыск именно при нём начинает быть. И, собственно, при нём считается, что окончательно оформилось крепостное право. Но это, конечно, не совсем так, не при нём. Т.е. мы что видим – мы видим, что страна, выйдя из Смуты только что, в 1613 году закончилось Смутное время, что это такое было, я описывал в прошлый раз, это была очередная попытка европейской экспансии. Страна, выходя из Смутного времени, вышла чудовищно ослабленной. Но, оправляясь, хозяйство довольно быстро восстановилось, что просто удивительно, потому что с 1613 года, по сути дела, 1618 год – окончание боевых действий, ну и примерно к 1650-1660 годам, в общем-то, мы уже в хорошей форме находимся. Государство вышло ещё более феодализированным. А вот вопрос. А как они розыск вели, если документов нет, паспортных столов нет, прописок нет? Вообще с документами там было всё в порядке, потмоу что если ты куда-то собирался уехать, при Алексее Михайловиче уж точно совершенно, тебе нужно было проездной лист. Если тебя, ну ты явно крестьянин, где-то видели в 30 верстах от дома, тебя могли с полным основанием взять за жопу и отвести обратно, ты же сбежал явно, что ты делаешь так далеко от дома? Т.е. просто… А если он на Дон убежал, то там как? Туда особые экспедиции, на Дон, засылали? С Доном было всё сложно, потому что как только они оказывались в устойчивом обществе вольных казаков, они их просто не выдавали. Они говорили – мы не знаем, это тут наш живёт уже лет 300, а может, 400. Похож, но мало ли на кого похож. Т.е. выдернуть его с дикого поля с этого было невероятно трудно. Другое дело, что до него ещё дойти нужно было пешком. Потому что дорог было мало, они неплохо контролировались, дороги. А за поимку деньги платили, нет? Когда как. Потому что это как за сбежавшую собаку, да, что-то положено, наверное, я, честно говоря, не помню. Нашедшему гарантируется вознаграждение. Другое дело, что укрывательство можно было серьёзнейшим образом влететь, просто серьёзнейшим. И вот у нас страна вышла из разрухи Смуты ещё более феодализированной с почти окончательно оформившимся, уже как крепостное право оно оформилось на 100% до конца, т.е. то, что в Европе уже умерло к тому времени напрочь. И мы оказываемся, при этом, опять мы возвращаемся ко 2 нашей беседы, лицом к лицу с Европой – невероятно могущественной к тому времени, невероятно возросшей, невероятно усложнившейся, которая развивалась буквально семимильными шагами. Мы оказываемся, естественно, в первую очередь, перед лицом Польши, Литвы, и Швеции. Если Литва – это вообще почти то же самое, что Русь, со своей спецификой, конечно, но в хозяйственном смысле не сильнее нас, по крайней мере, если местами и богаче, то незначительно. Перед Польшей, которая уже немножко заметно более богата. И перед Швецией, которая в это время находится на колоссальном подъёме строя, такой хороший, развитый капитализм, и первый в мире перешедший на рекрутскую систему формирования армии. Т.е. это значит только одно – что они были настолько богаты, или, по крайней мере, достаточно богаты, чтобы содержать профессиональную армию. Т.е. рекрут, который призывается на 25 лет, то уж кто он на 25 лет, как не профессиональный военный, я не знаю. Т.е. их нужно постоянно сожержать, и они это делать могут. Постоянно их обучать, поддерживать боевую готовность, снаряжать, и шведская армия оказывается самая сильная на полях Тридцатилетней войны, т.е. лучше их кавалерии и пехоты нет нигде, они победили всех, по факту, именно в прямом, боевом столкновении. Другое дело, что армия была не очень большая, поэтому им постоянно приходилось донанимать ещё наёмников, как и все, которые оказывались общей средне-хреновой боеспособности. И поэтому именно серьёзно захватить чего-то в Европе, именно в Центральной, в Западной Европе они не смогли. Просто дали всем по зубам, а захватила всё Франция, конечно же. Усилиями… Но Балтийское море они сделали внутренним шведским. Да, безусловно, Балтийское море они сделали внутренним шведским, и если в 1633-34 году в Смоленской войне мы выступаем, при Михаиле Фёдоровиче, против поляков, в общем, успешно, хотя мы Смоленск не смогли взять, и более того, нас там под ним окружили и мы вынуждены были уйти из под Смоленска на условиях почётной капитуляции, т.е. не сдавая оружие и в полном порядке просто выйти оттуда на условиях свободного выхода. То вот война 1656-1664 года совсем другое дело. Это когда они Новгород взяли? Нет, это когда мы взяли Смоленск, наоборот, который потом перешёл к нам по Андрусовскому перемирию. Мы оказываемся… Ну, мы уже настолько здорово скопировали западные образцы все, т.е. самое главное – у нас развиваются полки, именно солдатские, полки нового строя, которые появились (прообразы), при Михаиле Фёдоровиче, и развились при Алексее Михайловиче. Создаются рейтарские полки, т.е. регулярная кавалерия, создаются драгунские полки, т.е. кавалерия, которая может сражаться спешенной, регулярные силы. При этом, никуда не деваются ни стрельцы, ни старая поместная конница, потому что она воюет ещё при Петре I. И стрельцы, и поместная конница. Но новая армия – это именно профессиональная наёмная армия, противопоставляется старой полупрофессиональной милиционной армии, т.е. то, что является именно ополчением. Но понятно, стрельцы – тоже профессиональная армия, просто их было не так много. А основа-то армии была конница поместная, т.е. ополчение напрямую. Эта профессиональная европейская армия противопоставляется армии полупрофессиональной, милиционной. Это непосредственно прямое влияние запада, у которого нужно было постоянно учиться, и мы научились неплохо, потому что полякам мы долгое время накладывали по шапке. А с другой стороны к этому процессу увлекательному подключились шведы, после чего у поляков наступил знаменитый потоп, когда они поняли, что мама дорогая… Ой-вэй. Ой-вэй, лютуйте, хлопцы. По этому поводу книжка есть хорошая Генриха Сергеевича и фильм замечательный, кстати. Но тут мы совершили страшную дипломатическую ошибку, просто страшную дипломатическую ошибку, потому что у нас пропольская партия сообщила царю Алексею Михайловичу, что если сейчас мы вместе со шведами добьем поляков, а уже вот-вот, то потом нам придётся иметь дело с бесконечно усилившейся Швецией, это нельзя делать. Но со шведами нам на тот момент делить было нечего, а с поляками было чего, и поэтому мы заключаем с поляками перемирие и начинаем воевать со шведами. Конечно, мы их бивали не раз, но это было настолько тяжело, что когда, наконец, мы стали снова воевать с поляками, мы из войны вышли вообще с большим трудом. И то, что мы получили да, большие земли, но опять же, это уже была дипломатическая, не военная игра, мы могли получить гораздо больше, гораздо больше. Но получили столько, сколько получили. Это дипломатическая ошибка. Это не объективный фактор, а именно фактор того, что не додумали чего-то. Но, тем не менее, мы сталкиваемся с Европой уже на равных. Если раньше об этом речь не шла, если с Литвой, с Польшей мы могли бодаться, то если бы мы оказались перед лицом именно серьёзной европейской армии, где-нибудь так, ну, собственно, мы оказались при Иване Грозном в конце Ливонской войны. Мы оказались не готовы к этому. Несмотря на все усилия, Ливонскую войну мы проиграли, в первую очередь, организационно, экономически и организационно. Мы были вынуждены выйти из Ливонской войны, потеряв Балтику в итоге. Ну а Швеция, в итоге, консервирует эту самую потерю Балтики за собой, в описанное время, 1656 год и последующие события. И мы вынуждены всё больше и больше копировать западные образцы, понимая, что мы не можем никак вообще противостоять, например, Швеции, нам тоже нужна рекрутская армия. Даже наёмная армия уже не справляется, так же, как у них. Но наёмники дешевле сильно, чем рекруты. Рекруты поступают навсегда тебе на шею, на содержание, здесь никуда не денешь. И разрабатывается серия реформ, начиная с финансовых, заканчивая вполне конкретно военными реформами, реформами земельными, реформами управления. Другое дело, что Алексей Михайлович не может их провести в полной мере. Но планирует уже он. И мы видим, что и дворянство в это время наступает, как я только что описывал, на интересы своих, так сказать, собратьев по классу более крупных. Царь, с другой стороны, им помогает, и при этом он думает о модернизации, потому что это был второй момент, о котором нужно сказать – это новая революция, которую должен был сделать Алексей Михайлович, потому что одна – феодальная – уже практически совершилась. Теперь нужна была новая – буржуазная революция. Но на основании чего её делать? Для буржуазной революции нужно, чтобы у тебя появился класс буржуазии, как не странно, а его взять неоткуда. Конечно, Алексей Михайлович постоянно, сверху, пытается создавать новые мануфактуры, новые фабрики – они при нём да, растут, их мало, очень мало. Т.е. локус этого буржуазного внутри феодального настолько ничтожен, что на него даже, в общем, можно внимания не обращать. Это такое, знаете, спецсредство, которое хорошо для выполнения конкретных узколокальных задач. И тут-то мы и видим, что дворяне оказываются единственным, опять единственным слоем, на который можно опереться. Ну и, конечно, купечество. Но в первую очередь дворяне, потому что они обязаны службой, купцы не обязаны службой, купцы обязаны торговать. Или организовывать те или иные торговые процессы. А дворяне конкретно тебе обязаны. Но Алексей Михайлович помер и наступила такая у нас эпоха междубыстроцарствий, когда у нас меняется Фёдор Алексеевич, Софья Алексеевна, и, наконец, наступает после него Пётр I. После неё, прошу прощения, Пётр I. Если при Алексее Михайловиче в год приблизительно дарилось 220-250 государственных дворов крестьянских дворянам, то уже при Софье дарилось больше 1000 в год. Так расплодились? Или из кармана в карман? Нет, это государевы крестьяне отдавали дворянам, чтобы их как-то поддержать и сделать ещё богаче, чтобы на них можно было сильнее опереться. Это процесс был объективный и заметь, это до Петра началось. И уже при Софье, как при слабой государыне, безусловно, достигло больших размахов. Когда говорят, что именно Пётр начал утеснять всех вокруг, это не Пётр, это он уже подошёл к этому моменту, потому что, опять же говорю, воевать и служить могли только дворяне, в смысле офицеров и образованных чиновников. Их нужно было как-то поддерживать. И вот мы приходим ко времени Петра Алексеевича, который Россию поднял на дыбы и так стоять её оставил. Я помню. Пётр предпринимает несколько военных предприятий. После того, как он угомонил военный бунт, после того, как он угомонил свою эту самую предправительницу Софью Алексеевну, как он пережил Фёдора Алексеевича, он предпринимает несколько военных предприятий, в которых терпит неудачи. Первый Азовский поход очень неудачен. 1700 год, Нарва, это просто катастрофа. Русская армия теряет всю артиллерию вообще, которую с собой взяла в поход. При том, что шведов меньше чуть ли не в 2 раза. У нас там около 40 000 человек выступило под Нарву – не то что город не взяли, сами еле ноги, чудом унесли. Т.е. ясно, что по-старому мы уже не можем ни воевать, ни организовывать производство, а организовывать производство надо, потому что надо чем-то воевать, опять же. Мы даже с турками справиться не смогли, что просто караул, хотя турки далеко не шведы. Нам нужны моря, нам нужна торговля, потому что нужно чёрное море и нужно Балтийское море, чтобы обеспечивать непосредственно с юга на север и с севера на юг непосредственную связь внутри государства торговых путей. Т.е. требуется масштабная модернизация и быстро, потому что да, при Алексее Михайловиче она шла, она шла непрерывно, она шла очень медленно. Если проследить динамику развития процессов при Алексее Михайловиче, чисто эволюционных, то где-то, наверное, лет через 100 такого спокойного житья, 100-120, возможно, что-то бы получилось. Но одна проблема – никто такого спокойного житься не собирался давать. Т.е. завывающий Столыпин – дайте нам хотя бы 10-20, да… Выть можно было и за 300 лет до этого. Бесполезно. Это, наоборот, очень подбадривало соседей, которые – да, сколько вам нужно спокойно пожить? Сейчас мы вам организуем. Сейчас нам нужно, конечно, чтобы вы себя усилили, себе армию построили хорошую, очень нужно, такая ценная инициатива, ну что вы. К сожалению, у нас и наша страна, и любая другая страна не существует вне связи с соседями. Более того, даже экономика-то у нас, как я говорил, не бывает как отдельная замкнутая система, она всегда подсистема в гигантской макросистеме, поэтому на нас влияло как политическое давление, так и экономические процессы, которые разворачивались в Европе, в которую мы были интегрированы. Просто в силу географического положения, потому что мы тоже, чёрт возьми, живём в Европе, поэтому тоже были интегрированы в европейскую экономическую систему. Интеграция-то была простая, нам очень сложно было продавать в Европу готовые изделия, мы вынуждены были торговать в основном сырьём, в основном сырьём. И мы пытались, естественно, продавать и готовые изделия, потому что у него норма добавленной стоимости больше, потому что прибыль будет больше. Но это очень сложно, потому что нам было трудно конкурировать с европейскими производителями, которые многие вещи делали дешевле элементарно. У нас только в 14 веке начинает употребляться водяная мельница в хозяйстве, а в Европе она уже 100 лет как. Т.е. прогресс шёл быстрее, в силу того, что у нас хозяйства очень маленькие. Зачем деревне из 3 дворов водяная мельница, чёрт возьми, что они с ней будут делать? Я тут недавно ролик смотрел про немецкие водяные мельницы, к которым молоты приделаны, что там этот здоровый молот стучит днём и ночью, в 3 смены пахать можно, жрать не просит и вообще – меняй брёвна, удивлён был. Смазывать ещё надо вовремя. Естественно. Так. Ну вот, у нас такое появляется в 14 веке, в Европе уже 100 лет живёт. Т.е. у них прогресс шёл просто быстрее, потому что там народу живёт больше, они теснее живут, у них выгоднее всем заниматься, а у нас нет. И поэтому они успели по объективным причинам многие отрасли развить дальше, чем развивали мы. С другой стороны, конечно, у нас были полезные ништяки, начиная от моржовьего клыка, заканчивая воском и мёдом, или шкурками пушного зверя, без которых трудно было обойтись. То как-то хотелось бы другого. Чтобы тебе хотелось другого, нужно это другое произвести, довезти, продать. Для того, чтобы это всё довезти, тебе нужны рынки сбыта. И Пётр I, да, и самое главное, нужно, чтобы у тебя твоя промышленность не сдохла, удавленная заграничной. В это время такой вопрос стоит перед всеми государями в Европе, и в 18 веке все государи Европы увлечённейшим образом играют в такие вещи, как политика меркантилизма и протекционизма, т.е. вводятся заградительные пошлины на границах. Т.е. товары, которые тебе не выгодно покупать в стране, потому что у тебя свои производятся, облагаются таким налогом, что продавать их просто невыгодно. Ну или их продают за такие деньги, что это оправдано только в том случае, если это только предмет роскоши, который покупают очень богатые люди, которые погоды, в среднем не делают. А вот, например, поставляют тебе сукно, у тебя своё сукно похуже. Поэтому понятно, что покупать будут заграничное сукно. Выставляется 30% пошлина, и у тебя оказывается своё похуже, но настолько дешевле, что до свидания. Тем же занимается и Пётр. И Пётр занимается тем, что он всю страну буквально ставит в казарму фактически, для того, чтобы выиграть Северную войну, главное предприятие, которое длилось 21 год – с 1700 по 1721. Это ему нужен был выход в Балтику, где он мог нормально торговать. Да. Для этого он даже прекратил, в общем, воевать с Турцией, убрав с Чёрного моря Азовский флот. Ему нужно было самое главное – выйти в Европу, что ясно показывает, что Пётр хорошо понимал, с кем ему нужно быть ближе, с кем дружить. Не с турками, несмотря на всю их тогда ещё мощь, а с Европой. Хотя мощь, в общем, была больше, чем у Турции, не принципиально, но Пётр, как прозорливый, понимал, что только там будущее, нигде в другом месте. Ну а дворянство, на которое он только и мог опереться в своих действиях, потому что он один, сам по себе, ничего бы не смог сделать, его бы просто игнорировали, если бы у него не было конкретных трансляторов его воли. И конкретными трансляторами его воли стало, конечно же, дворянство. Дворянство уравнивается с высшей аристократией теперь де-юре, потому что есть теперь Табель о рангах, которая всех людей военной, гражданской и дворцовой службы развёртывает на 14 рангов, и не важно – князь ли, боярин, дворянин, сын боярский, это всё равно. А если дослужишься до 8 чина по Табели о рангах, получишь потомственное дворянство и станешь такой же, как все, приличный человек. Т.е. надо просто служить. Просто все обязаны службой. А не гордиться родословной. Гордиться можешь, но это не профессия. Все обязаны службой, во-первых. Во-вторых, Пётр идёт на то, что проводит перепись населения и податную реформу. Раньше у нас подать, ещё при Алексее Михайловиче, бралась со двора. Т.е., условно, с одной семьи. Крестьяне, которые помимо того, что бегали от своих помещиков, они ещё и внутри сёл и деревень шли на очень нехитрый фокус. Они брали 2-3 дома, обносили их забором, получался двор. И считался 1? Да. Приходят, видят – ворота одни, двор один. По закону так. А денег поступает в 3 раза меньше в итоге. Это, конечно, лично крестьянам очень приятно. Но в государственном смысле это большой ущерб, конечно же. Пётр сказал, что теперь подать будет подушная, т.е. платить будут за каждого вообще, причём проводились регулярные верстания, и если человек умер до верстания, ты за него будешь платить до следующего верстания. Сильно. Вот так вот. Ну потому что и умер, и что? Откуда я об этом знаю? Нет, не знаю, у меня записано 5 человек, будете платить за 5. Подушная подать позволила увеличить доходы государства до очень серьёзного предела, потому что если при Алексее Михайловиче в 70-е годы 17 века у нас общегосударственный налоговый доход составлял 3,5 миллиона рублей приблизительно, сейчас точно цифры не скажу. То при Петре I после того, как он провёл перепись населения и податную реформу, он составил почти 11 миллионов рублей. Тут есть важное но. Сумма-то вроде как почти в 3 раза больше, но Пётр сознательно идёт на ухудшение качества денег, т.е. начинается инфляция в силу порчи монеты. Просто чтобы увеличить денежную массу, он уменьшает содержание драгметалла, во-первых. Во-вторых, из-за увеличения налогового гнёта, конечно, люди стали просто тупо хуже работать, и поэтому действительное содержание этих самых увеличившихся доходов где-то оценивают в 7,5 миллионов рублей. Т.е. не в 11, а в 7,5, это всё равно в 2 раза больше, чем было, это грандиозное достижение. И следующее, на что идёт Пётр – он, пересчитав… А да, конечно, дворяне и духовенство налогов вообще не платили. А как так получалось, что они не платили? Что это такое? Внутри государства жить за его счёт и не платить, как это? Потому что они служат. Считалось, что они своё отрабатывают. И Пётр I вроде бы сделал так, повернул дело так, что в самом деле все запряжены в лямки, и то, что он не платит, ну ладно, он там отработает. С духовенством-то Пётр проще поступил. Он хотел, конечно, чтобы и духовенство тоже платило налоги, это без сомнений, потому что ему это было нож острый у горла, все эти тунеядцы. Но с духовенством он поступил проще: он у них отнял крестьян в свою пользу, которых потом раздал дворянам. Вот. И как же монастыри после этого зажили? Монастыри зажили сильно хуже. У них, конечно, остались крестьяне, просто он их, их доля сильно понизилась. Их тоже заставили работать, вот в чём дело, монастыри. Их заставили содержать конкретный воинский контингент, кормить на местах, поддерживать дороги, мосты. Свирепый был Пётр. Потому что если вы живёте в государстве, вы все обязаны этому государству служить. Историк Евгений Анисимов написал, что это формирование полицейского государства. Евгений Анисимов не обманет. У меня есть несколько работ Евгения Анисимова под названием «Дыба и кнут», «Город у эшафота» и прочее. Замечательный историк Евгений Анисимов. Мы им займёмся. Обязательно. Ждите. Пётр у нас построил, несомненно, полицейское государство, просто под глупым предлогом, что если ты живёшь в стране, ты должен работать на её благо. Если ты не работаешь на её благо, ты, наверное, не должен жить в этой стране. И, может быть, даже вообще не должен, потому что нафиг ты кому такой нужен. Тут, конечно… Как в художественном фильме «Расплата» с Мелом Гибсоном. «Зажигалка есть?» - «Нет». – «Ну и нахер ты такой тут нужен». В общем, все служили. Но, естественно, строй был очень свирепый, и основанный на прямом насилии зачастую. Как только появляется строй, основанный на прямом насилии сверху донизу, сразу появляется гигантский простор для дачи взяток и взячи взяток, а также разнообразного казнокрадства. И при Петре это просто расцветает, хотя, конечно, он страшно карал за это. Бесполезно. Но это было бесполезно, просто так устроена система, которую он сам и построил. И вот, собственно, эти самые 11,5 миллионов рублей не собиралось в том числе потому, что их частично разворовывали на местах. Но это, так сказать, фоновое явление. А вот что было коренным явлением. Как я сказал, монастырская реформа, крестьяне раздаются дворянам и крестьян делается возможным покупать и продавать. Именно Пётр I это разрешил сделать. Причём безо всяких указов, просто явочным порядком – вот продавать и всё. И тогда-то начали строить фабрики по разводу детей? ПТУ? Нет, тогда начали просто строить фабрики. И фабрик построили 205 штук за времена Петра I, это очень много. Канатные фабрики, чугунолитейные заводы, Екатеринбург, например, одновременно с Петербургом был основан. Шло настоящее большое промышленное строительство. А кто их строил? Крепостные, не? В том числе. Их строили… А то нам Евгений Ройзман рассказывает, что там, в Екатеринбурге, никогда не было крепостных, там свободный дух. Я хочу доложить свободнодушному Евгению Ройзману, несомненно свободнодушному, что в основном на государственных мануфактурах крупных работали крепостные рабочие, которые были прикреплены не к земле, а к заводу. Евгений, привет. Вот. Это вроде бы в школьном учебнике написано. Зачем их читать? Они ж при большевиках написаны, там же ложь одна. А, ну ладно. А историк Ключевский про это писал до большевиков, тоже ложь? Криптобольшевик. Латентный криптобольшевик. Всё понятно. Так вот, отныне крестьян можно покупать и продавать, и теперь это не просто крепостное право, а фактически уже почти рабство, потому что, конечно, вроде бы продавать можно было только 1 человека из семьи, ни в коем случае не разделять семью, но все сразу стали продавать так, как хотели. Попробовал бы кто сказать чего против. Конечно, среди дворянства начинается серьёзное расслоение, потому что как только можно кого-то покупать и продавать, кто-то делается богаче, а кто-то делается беднее. Но в среднем образовался некий «средний класс», условно, в кавычках, среди дворянства, на который опёрся, конечно, Пётр I. И Пётр I дворянству и купечеству раздаёт конкретные привилегии, потому что если ты показываешь себя толковым человеком, как Демидовы, например, тебе даётся на откуп государственная фабрика или месторождение, которое лежит на государственной земле, чтобы ты его разрабатывал. За противодействие разработке рудных месторождений полагалась смертная казнь, потому что это было настолько важно, что даже могли грохнуть за это. Но с другой стороны, если ты не тянул, у тебя фабрику просто отнимали. Не выкупали, никакой реприватизации, просто отнимали. Вот грубо с эффективными собственниками так вот обращаться. У меня тут недавно, мы беседовали про всякую так называемую экономику, меня встревожил вопрос, а вот если человек что-то приватизирует… И не волочёт. И не волочёт. Я так помню, что когда наследие кровавого большевизма поделили, всё это происходило под вопли… Так будет эффективнее! Оно неэффективное было. Командно-административная система, которая, как известно, ушатала всю Европу, она неэффективная абсолютно, поэтому надо раздать эффективным собственникам. Вот раздали. А контроль-то есть какой-нибудь, нет? Я не знаю, какой-нибудь, я не знаю, Норильский никель, Порт Певек, и ещё чего-нибудь вот. Вот при большевиках было вот так, а у вас, по всей видимости, у эффективных, должно взлёт ракеты на графике, просто вот взмыть должно. Взмыло, нет? Не взмыло. Так если не взмыло, так есть опыт, оказывается, Петра I, что у тебя нахер назад всё надо отнять, блин, и отдать другим, блин, и поставить под контроль, а за вредительство… Ноздри вырвать. Хуже – башку отрубить, блин. С ноздрей начать, конечно. Да. И это как-то не вызывало ни у кого сомнений, ибо это логичные ходы. А тут, оказывается, не надо. Отдать хер знает кому хер знает зачем, получить, в итоге, опять же хер, и сидеть наслаждаться, как же хорошо получилось. Если это без контроля происходит, так это если теперь моё, так я могу делать с моим всё, что хочу. Вот дали мне в подарок, например, не знаю, кружку чая. Я могу её выпить, могу её подарить, например, тебе, могу в унитаз вылить. Разбить. Разбить, это же моя кружка. Что вы теперь смотрите на мою кружку. Очень странно, очень. Так, и Пётр что, так… Пётр просто отнимал. И вот, например, историк Евгений Анисимов вместе с эмигрантом Солоневичем… Подонком. Вот тот из Буэнос-Айреса, Анисимов у нас вот из Питера, в один голос писали, что таким образом, ты представляешь, это с Петра всё началось, Пётр построил командно-административную систему, которая уже тогда начала ушатывать Россию, прервав нормальный рыночный путь, на который вывел Россию Алексей Михайлович. Они проплаченные, вот эти Солоневичи? Солоневич просто был, по-моему, какой-то дурак, который из Буэнос-Айреса херню писал. Я читал пару произведений, полный идиот. Я, извините, других слов подобрать не могу, потому что я понимаю, был бы коллега-историк, я бы такого не стал бы говорить. А тут вроде бы писал на исторические темы, он просто дурак, я не могу по-другому сказать. Я предлагаю как-нибудь заняться каким-нибудь его трудом. Хотя бы поверхностно, а то ты всё время рассказываешь про хорошие книжки, а есть книжки ещё и плохие. Вредные напрямую. Да, например, Солоневича произведения. Вот-вот-вот. Я сразу могу сказать, пока мы не занялись Солоневичем, товарищу Анисимову, например, на заметку. Гражданину Анисимов, он нам не товарищ, блин. Точно. Гражданину Анисимов на заметку. Вот у вас там книжка какая-то «Время петровских реформ», где вы про всё это пишете. Вы собственные выкладки почитайте и посчитайте, с каким темпом развивалась страна при Алексее Михайловиче и чем бы это всё закончилось в столкновении со Швецией. Это не надо было их побеждать никак, нет? Анисимову нет. Анисимову нет. Он живёт в вакууме. В городе у эшафота он живёт. Он живёт в городе у эшафота, а в голове у него розовый вакуум, где нету внешних воздействий никаких. Лесную у него, вы понимаете, выиграла дворянская конница старая, а рекрутские полки, оказывается, вообще на самом деле были сделаны только для того, чтобы противодействовать внутреннему врагу, как внутренние войска, потому что они были вырваны из… Давайте про нормальных, а то мы сейчас всю историю к Анисимову сведём. Хотя, конечно, безусловно, войска рекрутские да, они вырывались из крестьянской среды, и их можно было задействовать в том числе и для подавления внутренних бунтов с большей эффективностью просто потому, что они к этим крестьянам, которые, например, могут восстать, вообще никак не привязаны. И это безусловно. Кого надо было использовать, критских лучников? Может, никого? Латышских стрелков, что за чушь? Итак, Пётр. Кстати, это наши эндемичные стрельцы и боярская конница, они как там со Степаном Разиным без всяких рекрутов нормально всё сделали? Разобрались, да. С Кондратием Булавиным тоже как-то вроде не это. Это правда, что присказка «кондратий приобнимет», это от Кондратия, нет? Вроде как да. Трудно сказать, не специалист я по присказкам по всем этим. Неважно. Мы что имеем при Петре: 2 важнейших процесса, которые шли одновременно, но в разные стороны совершенно. Мы имеем главную часть населения страны, более 90%, т.е. крестьянство, которые фактически почти превращаются в рабов. От рабов их пока отделяет только то, что они могут заключать брак законно, и владеть собственностью, пока их не продадут с земли. Вот там они это могут делать, да. Они владеют собственностью – у тебя будет соха, это твоя соха, раб на такое не способен. Это уже почти рабы, но не рабы. И опора происходит, таким образом, на дворянство, которое полностью оплачивается полурабским трудом крестьян. При этом, конечно, вся страна скована единой Табелью о рангах, единым Уложением о службе. Все эти реформы, которые проводит Пётр, он начинает деньги и вообще ресурсы в широком смысле аккумулировать в одном месте в непредставимых ранее масштабах, просто в непредставимых ранее масштабах. Из-за этого Пётр, как олицетворение государства, я имею вообще государство, имеет возможность развивать нужные, необходимые отрасли производства, и развивать, конечно, на только капиталистических основаниях, потому что на других было просто невозможно в это время. При этом капиталист сразу формируется в России как государственный капиталист, потому что никто другой не сможет проинвестировать его проект. Просто а некому больше. Конечно, когда говорят, что «О, Пётр I построил 205 мануфактур, а сразу после его смерти осталось 22. Ну что это, нафиг надо было делать?» Товарищи, во-первых, есть такая фигня нездоровая, про которую вы сами вспоминаете, как капиталистическая конкуренция, вы представляете себе? Кто бы мог подумать. Вот это поворот. Никогда такого не было… И вдруг опять. И вот опять, да. Это раз. Во-вторых, капиталистическая конкуренция, которая происходит не только внутри страны, но ещё и в макросистеме, которая происходит в Европе. И, естественно, у тебя пока были непосредственные нужды, в условно миллионе пудов чугуна для пушек, пока шла Северная война, у тебя вот конкретная мануфактура неплохо жила на госзаказах. Война закончилась, пушки в таком количестве больше не нужны, они просто дорого стоят, хотя бы в содержании. Ну и что, она закрылась, она сделала своё дело. Это не нужно было пушки делать что ли, во больные. Короче говоря, таким образом, у нас закончилась феодальная революция установлением полного феодализма, просто окончательного, наивысшим образом развитого, который только и мог оплачивать все процессы, которые происходили в стране. И одновременно на этом базисе у нас родился капитализм. Таким образом, у нас закончилась одна революция – феодальная, в общем, несколько парадоксальным образом, когда во всей Европе она развалилась, почему я объяснил, это было связано с объективными причинами нашего ландшафта, нашей структуры расселения. И началась медленная буржуазная революция, поэтому я и назвал нашу беседу «2 в 1». Ну, как обычно, то, что ты сказал в середине, хочется повторить опять. Т.е. это не шизофреник Пётр I, патологический палач, который лично рубил кому-то бошки, контуженный, когда его дядю крючьями порвали, и он на всю жизнь повернулся, и даже был склонен к гомосексуализму с Алексашкой Меньшиковым. Т.е. не эти мотивы им рулили, я правильно вас понял, да? А сложившаяся окружающая среда, конкуренция с Западом, невозможность дальше жить без армии и вообще без ничего, и вот так вот получилось. А Пётр просто это дело возглавил. И он даже, как это сказать-то, если бы не Пётр, это бы сделал кто-то другой, может быть, хуже, может быть, лучше, но начал делать это его папа, точнее нет, его дедушка начал ещё делать, Михаил. В широком смысле. А вообще этот процесс начался ещё в 14 веке, до Ивана III, до того, как он в проекте был, а про Петра вообще никто и не думал. Я же недаром протянул эту ниточку так издалека. Всё, что случилось при Петре, было напрямую обусловлено тем, что у нас случилось при борьбе с татаро-монголами. Вы страшный человек, Клим Александрович. Вам бы книжки писать. Чем и занят. Спасибо. Продолжайте просвещать нас дальше, буквально открываете глаза. Возможно даже третьи. Спасибо. А на сегодня всё. До новых встреч.