Луис де Гонгора-и-Арготе (Luis de Gòngora y Argote).
1986. Памятные книжные даты.
http://www.elkost.com/journalism/_1986_luis_de_gngora_y_argote.html
О Бетис, жидким серебром взметнись!
Пусть волны злые потопить грозятся
Тот пышный край, где Сенеки родятся.
Где траурный тоскует кипарис!
Край Одиночеств. скорбью захлебнись!
Кровавые во мгле ручьи струятся:
Угас наш свет, как зрак того злонравца.
Невинный кем был умерщвлен Ацнс.
Пусть прах поэта тленный взят могилой —
Струнам успел доверить лиры милой.
И в песнях дивных он вовек живой:
Где опочил ниш лебедь белокрылый.
Там феникс народился огневой.
Лопе де Вега. 1627 (Перевод мой.— Е. К.)
Оплакивающий Гонгору сонет Лопе напоминает шараду, разгадка которой скрыта в созвучиях: Бетис (ныне Гвадалквивир, река в Кордове, родном городе поэта) перекликается с именем Ацис (Ацис, или Акид — персонаж знаменитой поэмы Гонгоры "Полифем", по античному мифу, возлюбленный нимфы Галатеи, убитый из ревности одноглазым циклопом Полифемом и превращенный в кровавый ручей, также упомянутый в этом катрене). Эти созвучия вызывают в памяти читателя имя умершего поэта: дон Луис. Сонет и вправду составлен как шарада — или как мозаичная картинка. Все части этой мозаики— излюбленные поэтические образы Гонгоры: серебро—у Гонгоры символ реки забвенья, старости, смерти; кипарис—символ печали; Одиночества— так называлась вторая, наряду с "Полифемом", знаменитая поэма Гонгоры; лебедь у Гонгоры обычно символизирует поэта, отдавшего всю душу стиху, "поющего умирая"; наконец, феникс и огонь— символы памяти и вечности.
Но не только этими образами воссоздает Лопе поэтическую стихию творчества Гонгоры. Читатель отмечает и своеобразие синтаксиса: обилие гипербатов (риторических фигур, далеко, иногда по разным строчкам, разводящих грамматически взаимосвязанные слова). Гипербаты — прием, обычный в латинской классической поэзии,— в испанских стихах звучали непривычно и тор-жественно: именно поэтому они сделались любимейшим приемом Гонгоры. Лопе постарался, чтобы созданное им стихотворное надгробие каждой своей деталью напоминало об ушедшем поэте.
Перед нами прекрасный памятник Гонгоре — и одновременно замечательный памятник тому большому направлению европейской поэзии, основоположником и символом которого в Испании считается Гонгора. Речь идет о поэзии барокко.
Траурный сонет Лопе—лишь одно из массы стихотворений, посвященных дону Луису Гонгоре: еще при жизни поэта современники забросали его сотнями восторженных панегириков — и сотнями злобных эпиграмм. Если сухие, выразительные, очень испанские черты внешности этого желчного и болезненного человека, проведшего тихую жизнь в церковных должностях — синекурах, донесены до нас кистью Веласкеса, то литературный облик его был нарисован крупнейшими испанскими стихотворцами начала XVII в. И нарисован столь ярко, что на протяжении трех столетий о творчестве Гонгоры судили под воздействием этих литературных портретов.
А между тем литературные мнения XVII в. отличались особой пристрастностью. Творческая полемика легко разгоралась и быстро переходила на личности, выпады рождали ответные выпады, оскорбления нарастали, как снежный ком:
Я слышал, будто дон Луисом
Написан на меня сонет.
Сонет, быть может, и написан,
Но разве рождено на свет
То, что постигнуть мочи нет?
Иных и черт не разберет,
Напишут что-нибудь—и вот
Себя поэтами считают.
Увы, еще не пишет тот,
Кто пишет то, что не читают...
(Перевод П. Грушко)
Так писал о Гонгоре другой замечательный испанский писатель XVII в. Франсиско де Кеведо.
Кеведо был главным противником Гонгоры, но далеко не единственным. Тот самый Лопе, траурный сонет которого полон скорбного восхищения, при жизни бомбардировал Гонгору совсем иными со-нетами, где стилизация "под Гонгору" имела оскорбительно-пародийный смысл:
Спой, лебедь андалузский: хор зеленых
Вонючих жаб из северных болот
Твоим стихам охотно подпоет...
(Перевод. мой.— E. К.)
Гонгора не оставался в долгу. До самой смерти он не пропустил ни единой возможности огрызнуться на колкость противника, не спустил литературному врагу ни единого промаха, поэтического ляпсуса. Некоторые его ответные эпиграммы с трудом удерживаются на грани при-стойности; эпиграммы его последователей, учеников и друзей нередко переходят эту грань. За густой вязью обидных словечек, не всегда понятных оскорблений (смысл иных намеков погребен в толще столетий) современные исследователи пытаются разглядеть реальный ход литературной дискуссии: ведь ясно, что именно полемикой о Гонгоре завязан сложный узел литературных взаимосвязей и противостояний в культуре XVII в.
Как явствует из заявлений и противников, и защитников гонго-ризма, приметами данного направле-ния в основном считались усложненная лексика (неологизмы на латинской и греческой основах) и усложненный синтаксис, заставляющий ломать голову над фразой. В общем, речь шла о труднопостижимости стиха, составленного как бы из слов-шарад фразами-загадками. Выражаясь нынешним языком, Гонгору обвиняли в формалистических выкрутасах; исходя из этих обвинений критики и историки последующих эпох приняли схему, в которой тяжеловесному и пустопорожнему гонгоризму, проявлению "дурного вкуса барокко" противопоставлялась ясная и глубокая поэзия ли-тературных противников Гонгоры.
Но уже в начале XX в. стало очевидно, что схеме этой доверять нельзя, равно как нельзя доверять и устоявшейся схеме творческого развития Гонгоры, согласно которой путь поэта разделялся на два этапа: ясный и усложненный. "Этап света" и "этап тьмы" впервые были разграничены современником и противником Гонгоры Франсиско Каскалесом. Пристрастный полемист ненадежен в роли историка: при внимательном взгляде видно, что "князем тьмы" Гонгора в представлении Каскалеса сделался в тот самый год, когда направил Каскалесу первую оскорбительную эпистолу. Рожденная обидой схема Каскалеса была аргументированно опровергнута лишь выдающимся испанским филологом нашего столетия Дамасо Алонсо. Тот же Алонсо доказал и неверность шаблонного противопоставления: "мутность Гонгоры—ясность антигонгористов". Разборы Алонсо убедительно показывают, что Лопе де Вега часто писал еще более затемненным стилем, нежели Гонгора. Другой лидер "антигонгористов", Ф. Кеведо, противопоставил стилю Гонгоры, известному под названием "культеранизм", свою доктрину "консептиз-ма", основанного на непривычных, поражающих и озадачивающих читателя распространенных метафорах. Разгадывание этих метафор должно было требовать не меньше времени, чем постижение архитектуры гонгоровского стиха и припоминание значений гонгоровских слов-символов.
За внешними конфликтами оказывается скрыто глубинное единство творчества. Для поэтов-современников было важно противопоставить себя друг другу — но сегодня более важно увидеть в их поэзии различные варианты решения одних и тех же творческих задач.
Как творчество Кеведо в Испании, как творчество Джованбаттисты Марино в Италии, Джона Донна в Англии, Франсуа де Малерба во Франции, творчество Гонгоры определялось ощущением девальвации поэтического слова. На рубеже XVI — XVII вв. многие стали ощущать, что сочинение стихов по тем писаным и неписаным правилам, которые восходили к итальянскому Ренессансу и с определенными вариациями утвердились почти повсеместно,— занятие слишком легкое, безответственное и несерьезное. Надо было повысить ценность слова— а ценность любой вещи зависит от вложенного труда. Чтобы стать ценной, поэзия должна быть трудной— эта идея объединяет всех названных выше стихотворцев. Но дальше начинаются расхождения. Малерб, например, хотел сделать поэзию предельно трудной для поэта и предельно легкой для читателя. Гонгора и другие считали, что трудиться должны и поэт, и читатель.
В творчестве Гонгоры различаются две контрастирующие линии: "низкая", комическая поэзия и по-эзия "высокая". Обе линии требовали, чтобы и автор, и читатель напрягали свой ум. Бурлескная поэзия Гонгоры — это изощренная словесная и метафорическая игра с низкими сторонами мира. Высокая поэзия Гонгоры — это поэзия драгоценностей. Драгоценны слова и обороты, потому что они редкостны, неповседневны, добыты с трудом. Драгоценны сами предметы, наполняющие художественный мир поэта: прекрасные вещества, существа, растения. Драгоценностью становится и каждое стихотворение в целом — столь тщательно оно отшлифовано, так строга и безупречна его огранка. Результат будет тем прекраснее и безусловнее, чем больше трудностей преодолеет создатель, поэтому Гонгора навязывает стиху жесточайшие требования, добиваясь абсолютной композиционной стройности;
Пока сияет ярче локон твой,
Чем золото в оправе украшений,
Пока лилеи утренней надменней
Твое чело сверкает белизной,
Покуда губ твоих карминный зной
Алей, чем жар гвоздики в день весенний,
Пока хрусталь тускнеет от сравнений
С твоею шеей, гибкой и прямой,—
Дари любви лоб, локон, губы, шею;
Ведь скоро все, чем ты была,все то —
Хрусталь, гвоздика, золото, лилея —
Серебряной соломой станет, что
Иссохнет вместе с жизнию твоею,
И станешь ты грязь, гной, пыль,тень, ничто.
(Перевод мой.— Е. К.)
Неотступной четырехчленной симметрией скованы все строки этого сонета, кроме последней. Этим-то усилием и достигнут режущий эффект последней строки, где появляется пятый, самый страшный член — "ничто".
Этот сонет—один из известнейших— наглядно показывает, что имел в виду испанский поэт XX в. Хорхе Гильен, сказавший о Гонгоре: "Ни один стихотворец не был в такой степени архитектором".
Хорхе Гильен был в числе свидетелей и участников литературного воскрешения Гонгоры, которое началось на рубеже XIX — XX вв. и завершилось в 1927 г. широчайшими торжествами по случаю 300-летия со дня смерти поэта. Поэт, названный в XVII в. "испанским Гомером", почти полностью забытый в XVIII и XIX вв., вновь становится одной из самых живых фигур испанской литературы. Но для русского читателя поэзия Гонгоры еще не ожила по-настоящему (куда больше повезло его недругу Кеведо). На то есть свои причины: Гонгора невосполнимо много теряет, если переводчик отходит от буквы подлинника, стараясь передать дух. Это ставит переводчиков перед очень сложной задачей. Доказать ее разрешимость—дело будущего. Сборник стихотворений и поэм Гонгоры включен в план серии "Литературные памятники": это дает повод для больших ожиданий.
Е. Костюкович
Лит.: Еремина С. И. Луис де Гонгора-и-Арготе (1561 —1627) // Гонгора-и-Арготе Л. де. Лирика. М., 1977. С. 5—26.
350 лет со дня рождения
Copyright 2004-2009. ELKOST Intl. Literary Agency.
РОМАНСЫ
"Праздники, Марика!.."
"Веселую свадьбу..."
"Рыдала девица..."
"Ах, девушки, что ни делай..."
"Он Первый Знамёнщик мавров..."
Испанец в Оране
"Посреди коней быстроногих..."
"Белую вздымая пену..."
"Невольника злая доля..."
"Где башня Кордовы гордой..."
"Поет Алкиной - и плачет..."
"Кто ко мне стучится ночью?.."
"И плюхнулся глупый отрок..."
"Я про Фисбу и Пирама..."
"Здесь, в зеленых копьях осоки..."
"Не свою верность, пастушка..."
"Разочарованье..."
Анджелика и Медор
ЛЕТРИЛЬИ
"Был бы я обут, одет..."
"Коль сеньоры станут слушать..."
Фортуна
"Каждый хочет вас обчесть..."
"Мысль моя, дерзанья плод..."
"То еще не соловей..."
РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
"Голубка, ты умчалась..."
На несносные крики ласточки
Даме, которой поэт преподнес цветы
СОНЕТЫ
"Чистейшей чести ясный бастион..."
"Где кость слоновая, где белоснежный..."
"О влага светоносного ручья..."
"Как зерна хрусталя на лепестках..."
"Зовущих уст, которых слаще нет..."
"Пусть твоего не омрачит чела..."
"Я пал к рукам хрустальным; я склонился..."
"Взойди, о Солнце, вспыхни, расчерти..."
"Я выпил из твоих хрустальных рук..."
"Вы, сестры отрока, что презрел страх..."
"Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне..."
"Рои печальных вздохов, ливни слез..."
"Как трепетно, на тысячу ладов..."
"Едва зима войдет в свои права..."
"О дьявольское семя! Род напасти!.."
"Моя Селальба, мне примнился ад..."
"Фантазия, смешны твои услуги..."
"Пусть со скалою веры стройный бог..."
"Вы, о деревья, что над Фаэтоном..."
"О Кордова! Стобашенный чертог!.."
О Мадриде
"Вальядолид. Застава. Суматоха!.."
"Величественные слоны - вельможи..."
"Сеньора тетя! Мы стоим на страже..."
Почитателям Лопе де Веги
"Желая жажду утолить, едок..."
"Пока руно волос твоих течет..."
"В Неаполь правит путь сеньор мой граф..."
О старческом измождении...
ЭПИГРАММЫ
На нимфу Дантею
"Приор, в сутане прея, делал вид..."
Источник: Поэзия испанского Возрождения: Пер. с исп. / Редколл.: Н. Балашов,
Ю. Виппер, М. Климова и др.; Сост. и коммент. В. Столбова;
Вступ. статья С. Пискуновой. - М.: Худож. лит., 1990.
СОНЕТЫ
* * *
Чистейшей чести ясный бастион
Из легких стен на дивном основаньи,
Мел с перламутром в этом статном зданьи,
Божественною дланью сочленен,
Коралл бесценный маленьких препон,
Спокойные оконца, в чьем мерцаньи
Таится зелень изумрудной грани,
Чья чистота для мужества - полон,
Державный свод, чья пряжа золотая
Под солнцем, вьющимся вокруг влюбленно,
Короной блещущей венчает храм, -
Прекрасный идол, внемли, сострадая,
Поющему коленопреклоненно
Печальнейшую из эпиталам!
(Пер. П. Грушко)
* * *
Где кость слоновая, где белоснежный
Паросский мрамор, где сапфир лучистый,
Эбен столь черный и хрусталь столь чистый,
Сребро и злато филиграни неясной,
Где столь тончайший бисер, где прибрежный
Янтарь прозрачный и рубин искристый
И где тот мастер, тот художник истый,
Что в высший час создаст рукой прилежной
Из редкостных сокровищ изваянье, -
Иль все же будет плод его старанья
Не похвалой - невольным оскорбленьем
Для солнца красоты в лучах гордыни,
И статуя померкнет пред явленьем
Кларинды, сладостной моей врагини?
(Пер. М. Квятковской)
* * *
О влага светоносного ручья,
Бегущего текучим блеском в травы!
Там, где в узорчатой тени дубравы
Звенит струной серебряной струя,
В ней отразилась ты, любовь моя:
Рубины губ твоих в снегу оправы...
Лик исцеленья - лик моей отравы
Стремит родник в безвестные края.
Но нет, не медли, ключ! Не расслабляй
Тугих поводьев быстрины студеной.
Любимый образ до морских пучин
Неси неколебимо - и пускай
Пред ним замрет коленопреклоненный
С трезубцем в длани мрачный властелин.
(Пер. С. Гончаренко)
* * *
Как зерна хрусталя на лепестках
Пунцовой розы в миг рассветной рани
И как пролившийся по алой ткани
Искристый жемчуг, светлый и впотьмах,
Так у моей пастушки на щеках,
Замешанных на снеге и тюльпане,
Сверкали слезы, очи ей туманя
И солоня стенанья на устах;
Уста же были горячи, как пламень,
И столь искусно исторгали вздохи,
Что камень бы, наверно, их не снес.
А раз уж их не снес бы даже камень,
Мои дела и вовсе были плохи:
Я - воск перед лицом девичьих слез.
(Пер. С. Гончаренко)
* * *
Зовущих уст, которых слаще нет,
Их влаги, окаймленной жемчугами,
Пьянящей, как нектар, что за пирами
Юпитеру подносит Ганимед,
Страшитесь, если мил вам белый свет:
Точно змея меж яркими цветами,
Таится между алыми губами
Любовь, чей яд - источник многих бед.
Огонь пурпурных роз, благоуханье
Их бисерной росы, что будто пала
С сосков самой Авроры - все обман;
Не розы это, нет, - плоды Тантала,
Они нам дарят, распалив желанье,
Лишь горький яд, лишь тягостный дурман.
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Пусть твоего не омрачит чела
Скорбная мысль о кончившемся крахом
Дерзком полете юноши, чьим прахом
Бездна морей прославлена была!
Ветру подставив нежные крыла,
Ты воспаришь над леденящим страхом
Темных глубин, поднявшись, взмах за взмахом,
К сферам, огнем сжигаемым дотла.
В знойном сиянье золотого шара,
Там, где царь птиц вперяет в пламя взор,
Плавится воск от солнечного жара.
Море - твой гроб - и цепь прибрежных гор
Примут, почтя, что нет ценнее дара,
Имя твое нетленное с тех пор.
(Пер. Вл. Резниченко)
Даме с ослепительно белой кожей, одетой в зеленое
Ни стройный лебедь, в кружевные всплески
Одевший гладь озерного стекла
И влагу отряхающий с крыла
Под золотистым солнцем в перелеске,
Ни снег, в листве соткавший арабески,
Ни лилия, что стебель в мирт вплела,
Ни сливки на траве, ни зеркала
Алмазных граней в изумрудном блеске
Не могут состязаться в белизне
С белейшей Ледой, что, зеленой тканью
Окутав дивный стан, явилась мне;
Смирило пламень мой ее дыханье,
А красота умножила вдвойне
Зеленый глянец рощ и рек сиянье.
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Я пал к рукам хрустальным; я склонился
К ее лилейной шее; я прирос
Губами к золоту ее волос,
Чей блеск на приисках любви родился;
Я слышал: в жемчугах ручей струился
И мне признанья радостные нес;
Я обрывал бутоны алых роз
С прекрасных уст и терний не страшился,
Когда, завистливое солнце, ты,
Кладя конец любви моей и счастью,
Разящим светом ранило мой взор;
За сыном вслед пусть небо с высоты
Тебя низринет, если прежней властью
Оно располагает до сих пор!
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Взойди, о Солнце, вспыхни, расчерти
Узором пестрым вздыбленную гору,
Сменяя в небе белую Аврору,
Спеши по алому ее пути;
Своей привычке верное, впусти
В рассветный мир Фавония и Флору,
Веселые лучи даря простору,
Зыбь серебри и ниву золоти;
Чтоб, если Флерида придет, цветами
Был разукрашен дол, но если зря
Я жду и не придет она, то пламя
Не расточай, в вершинах гор горя,
Вслед за Авророй не спеши, лучами
Луг золотя и воды серебря.
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Я выпил из твоих хрустальных рук
Амура сладкий яд, глоток нектара,
Что сердце мне сжигает, и пожара
Смирить не в силах даже лед разлук.
Как золотой гарпун, которым вдруг
Жестокий мальчик грудь пронзил мне яро, -
Твой светлый взгляд, и рана от удара,
Чем дальше я, приносит больше мук.
Здесь, Клаудия, в изгнанье, в ссылке дальней,
Я потерял дорогу среди мглы,
И ныне слезы - мой удел печальный.
Любовью я закован в кандалы.
Когда ж развяжешь ты рукой хрустальной,
Мой серафим, железные узлы?
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Вы, сестры отрока, что презрел страх,
В долине По укрывшие на кручах
Колонны стройных ног - в стволах могучих
И косы золотистые - в листах,
Вы зрели хлопья пепла, братний прах
Среди обломков и пламен летучих,
И знак его вины на дымных тучах,
Огнем запечатленный в небесах, -
Велите мне мой помысел оставить:
Не мне такою колесницей править,
Иль солнце равнодушной красоты
Меня обрушит в пустоту надменно,
И над обломками моей мечты
Сомкнется безнадежность, словно пена.
(Пер. М. Квятковской)
* * *
Нет ни в лесу, ни в небе, ни в волне
Такого зверя, рыбы или птицы,
Что, услыхав мой голос, не стремится
С участьем и сочувствием ко мне;
Нет, не пришлось в полдневной тишине
Моей тоске без отклика излиться -
Хоть в летний зной живая тварь таится
В пещере, в чаще, в водной глубине, -
Но все же, скорбные заслыша стоны,
Оставя тень, и ветвь, и глубь ручья,
Собрались бессловесные созданья;
Так собирал их на брегах Стримона
Певец великий; верно, боль моя
Влечет, как музыки очарованье.
(Пер. М. Квятковской)
* * *
Рои печальных вздохов, ливни слез,
Исторгнутые сердцем и глазами,
Качают ветви, льются меж стволами
Алкидовых дерев и влажных лоз;
Но ветер, заклиная силы гроз,
Туманы вздохов гонит с облаками,
Деревья слезы жадно пьют корнями -
И вздохи тают, и мелеет плес.
И на моих ланитах слез потоки -
Несчитанную глаз усталых дань -
Благого мрака отирает длань;
Поскольку ангел, по-людски жестокий,
Не верит мне, - где сил для слез возьму?
Напрасны вздохи, слезы ни к чему.
(Пер. М. Квятковской)
* * *
Как трепетно, на тысячу ладов
Рыдает надо мною Филомела -
Как будто в горлышке у ней запело
Сто тысяч безутешных соловьев;
Я верю, что она из-за лесов,
Алкая правосудья, прилетела
Изобличить Терея злое дело
Печальной пеней в зелени листов;
Зачем ты плачем тишину тревожишь -
Ты криком иль пером свой иск изложишь
На то тебе дан клюв и два крыла;
Пусть плачет тот, кто пред лицом Медузы
Окаменел, - его страшнее узы:
Ни разгласить, ни уничтожить зла.
(Пер. М. Квятковской)
* * *
Едва зима войдет в свои права,
Как вдруг, лишаясь сладкозвучной кроны,
Свой изумруд на траур обнаженный
Спешат сменить кусты и дерева.
Да, времени тугие жернова
Вращаются, тверды и непреклонны;
Но все же ствол, морозом обожженный,
В свой час опять укутает листва.
И прошлое вернется. И страница,
Прочитанная, снова повторится...
Таков закон всеобщий бытия.
И лишь любовь не воскресает снова!
Вовеки счастья не вернуть былого,
Когда ужалит ревности змея.
(Пер. С. Гончаренко)
* * *
О дьявольское семя! Род напасти!
Ехидна, скорпион, осиный рой...
О подлая змея в траве густой,
Пригревшаяся на груди у счастья.
О яд, примешанный к нектару страсти;
В любовном кубке гибельный настой.
О меч на волоске над головой,
Лишающий Амура сладкой власти.
О ревность, раю вечный супостат!
Коль сможет эту тварь вместить геенна,
Молю, сошли туда ее, господь!
Но горе мне! Свою снедая плоть,
Она растет и крепнет неизменно,
И, значит, мал ей сам бездонный ад.
(Перевод С. Гончаренко)
* * *
Моя Селальба, мне примнился ад:
Вскипали тучи, ветры бушевали,
Свои основы башни целовали,
И недра извергали алый смрад.
Мосты ломались, как тростинки в град,
Ручьи рычали, реки восставали,
Их воды мыслям брода не давали,
Дыбясь во мраке выше горных гряд.
Дни Ноя, - люди, исторгая стоны,
Карабкались на стройных сосен кроны
И кряжистый обременяли бук.
Лачуги, пастухи, стада, собаки,
Смешавшись, плыли мертвенно во мраке...
Но это ли страшней любовных мук!
(Пер. П.Грушко)
* * *
Фантазия, смешны твои услуги, -
Напрасно тлеет в этом белом сне
Запас любви на призрачном огне,
Замкнув мои мечты в порочном круге, -
Лишь неприязнь на личике подруги,
Что любящему горестно вдвойне:
Как нелюдимый лик ни дорог мне, -
Уж это ль снадобье в моем недуге?
А Сон, податель пьес неутомимый
В театре, возведенном в пустоте,
Прекрасной плотью облачает тени:
В нем, как живой, сияет лик любимый
Обманом кратким в двойственной тщете,
Где благо - сон и благо - сновиденье.
(Пер. Я.Грушко)
* * *
Пусть со скалою веры стройный бог
Златые узы накрепко связали
И ублажают взор морские дали
Спокойствием и мирной негой вод;
Пускай зефиром прихоть назовет
Тот шквал, что паруса вместят едва ли,
И путь суровый на родном причале
Сулит окончить кроткий небосвод;
Я видел кости на песке унылом,
Останки тех, кто доверялся морю
Любви, о вероломнейший Амур,
И с мощными теченьями не спорю,
Когда унять их пеньем и кормилом
Бессильны Арион и Палинур.
(Пер. М.Самаева)
* * *
Вы, о деревья, что над Фаэтоном
Еще при жизни столько слез пролив,
Теперь, как ветви пальм или олив,
Ложитесь на чело венком зеленым, -
Пусть в жаркий день к тенистым вашим кронам
Льнут нимфы любострастные, забыв
Прохладный дол, где, прячась под обрыв,
Бьет ключ и шелестит трава по склонам,
Пусть вам целует (зною вопреки)
Стволы (тела девические прежде)
Теченье этой вспененной реки;
Оплачьте же (лишь вам дано судьбой
Лить слезы о несбыточной надежде)
Мою любовь, порыв безумный мой.
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
О Кордова! Стобашенный чертог!
Тебя венчали слава и отвага.
Гвадалквивир! Серебряная влага,
Закованная в золотой песок.
О эти нивы, изобилья рог!
О солнце, источающее благо!
О родина! Твои перо и шпага
Завоевали Запад и Восток.
И если здесь, где средь чужого края
Течет Хениль, руины омывая,
Хотя б на миг забыть тебя я смог,
Пусть грех мой тяжко покарает рок:
Пускай вовеки не узрю тебя я,
Испании торжественный цветок!
(Пер. С. Гончаренко)
О Мадриде
Как Нил поверх брегов - течет Мадрид.
Пришелец, знай: с очередным разливом,
Дома окраин разбросав по нивам,
Он даже пойму Тахо наводнит.
Грядущих лет бесспорный фаворит,
Он преподаст урок не мертвым Фивам,
А Времени - бессмертием кичливым
Домов, чье основание - гранит.
Трон королям и колыбель их детям,
Театр удач столетье за столетьем,
Нетленной красоты слепящий свод!
Здесь зависть жалит алчущей гадюкой,
Ступай, пришелец, бог тебе порукой,
Пусть обо всем узнает твой народ.
(Пер. П. Грушко)
* * *
Вальядолид. Застава. Суматоха!
К досмотру все: от шляпы до штиблет.
Ту опись я храню, как амулет:
От дона Дьего снова жду подвоха.
Поосмотревшись, не сдержал я вздоха:
Придворных - тьма. Двора же нет как нет.
Обедня бедным - завтрак и обед.
Аскетом стал последний выпивоха.
Нашел я тут любезности в загоне;
Любовь без веры и без лишних слов:
Ее залогом - звонкая монета...
Чего здесь нет, в испанском Вавилоне,
Где, как в аптеке, - пропасть ярлыков
И этикеток, но не этикета!
(Пер. С. Гончаренко)
* * *
Величественные слоны - вельможи,
Прожорливые волки - богачи,
Гербы и позлащенные ключи
У тех, что так с лакейским сбродом схожи.
Полки девиц - ни кожи и ни рожи,
Отряды вдов в нарядах из парчи,
Военные, священники, врачи,
Судейские - от них спаси нас, Боже! -
Кареты о восьмерке жеребцов
(Считая и везомых и везущих),
Тьмы завидущих глаз, рук загребущих
И веющее с четырех концов
Ужасное зловонье... Вот - столица.
Желаю вам успеха в ней добиться!
(Пер. М. Донского)
* * *
Сеньора тетя! Мы стоим на страже
В Маморе. К счастью, я покуда цел.
Вчера, в тумане, видел сквозь прицел
Рать мавров. Бьются против силы вражьей.
Кастильцы, андалузцы. Их плюмажи
Дрожат вокруг. Они ведут обстрел -
Затычками из фляжек. Каждый смел -
Пьют залпом, не закусывая даже.
Один герой в бою кровавом слег -
И богатырским сном уснул. Бессменно
Другой всю ночь точил кинжал и пику -
Чтобы разделать утренний паек.
А что до крепости, она отменна -
У здешних вин. Мамора. Хуанико.
(Пер. Вл. Резниченко)
Почитателям Лопе де Веги
Вы, утки луж кастильских, коих дух
Зловонен, птичник Лопе, чьи угодья
Вовеки не страдали от бесплодья -
Там в изобилии растет лопух,
Вы, кряканьем терзающие слух,
Язык попрали древний: нет отродья
Подлей - кто вырос в жиже мелководья,
К искусству греков, к знаньям римлян глух!
Вы чтите жалких лебедей, без нужды
Предсмертным криком будящих пруды.
А лебеди высокого полета,
Питомцы Агапины, - те вам чужды?
Вам мудрость их претит? Так прочь в болота!
Не загрязняйте перьями воды!
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Желая жажду утолить, едок
Разбил кувшин, поторопясь немножко;
Сменил коня на клячу-хромоножку
Среди пути измученный ездок;
Идальго, в муках натянув сапог,
Схватил другой - и оторвал застежку;
В расчетах хитроумных дав оплошку,
Снес короля и взял вальта игрок;
Кто прогорел, красотку ублажая;
Кто сник у генуэзца в кабале;
Кто мерзнет без одежды в дождь и мрак;
Кто взял слугу - обжору и лентяя...
Не перечесть несчастных на земле,
Но всех несчастней - заключивший брак.
(Пер. Вл. Резниченко)
* * *
Пока руно волос твоих течет,
Как золото в лучистой филиграни,
И не светлей хрусталь в изломе грани,
Чем нежной шеи лебединый взлет,
Пока соцветье губ твоих цветет
Благоуханнее гвоздики ранней
И тщетно снежной лилии старанье
Затмить чела чистейший снег и лед,
Спеши изведать наслажденье в силе,
Сокрытой в коже, в локоне, в устах,
Пока букет твоих гвоздик и лилий
Не только сам бесславно не зачах,
Но годы и тебя не обратили
В золу и в землю, в пепел, дым и прах.
(Пер. С. Гончаренко)
О скрытной быстротечности жизни
Не столь поспешно острая стрела
Стремится в цель угаданную впиться
И в онемевшем цирке колесница
Венок витков стремительных сплела,
Чем быстрая и вкрадчивая мгла
Наш возраст тратит. Впору усомниться,
Но вереница солнц - как вереница
Комет, таинственных предвестниц зла.
Закрыть глаза - забыть о Карфагене?
Зачем таиться Лицию в тени,
В объятьях лжи бежать слепой невзгоды?
Тебя накажет каждое мгновенье:
Мгновенье, что подтачивает дни,
Дни, что незримо поглощают годы.
(Пер. П. Грушко)
Напоминание о смерти и преисподней
В могилы сирые и в мавзолеи
Вникай, мой взор, превозмогая страх, -
Туда, где времени секирный взмах
Вмиг уравнял монарха и плебея.
Нарушь покой гробницы, не жалея
Останки, догоревшие впотьмах;
Они давно сотлели в стылый прах:
Увы! бальзам - напрасная затея.
Обрушься в бездну, пламенем объят,
Где стонут души в адской круговерти,
Скрипят тиски и жертвы голосят;
Проникни в пекло сквозь огонь и чад:
Лишь в смерти избавление от смерти,
И только адом побеждают ад!
(Пер. С. Гончаренко)
Надпись на могилу Доменико Греко
Сей дивный - из порфира - гробовой
Затвор сокрыл в суровом царстве теней
Кисть нежную, от чьих прикосновений
Холст наливался силою живой.
Сколь ни прославлен трубною Молвой,
А все ж достоин вящей славы гений,
Чье имя блещет с мраморных ступеней.
Почти его и путь продолжи свой.
Почиет Грек. Он завещал Природе
Искусство, а Искусству труд, Ириде
Палитру, тень Морфею, Фебу свет.
Сколь склеп ни мал, - рыданий многоводье
Он пьет, даруя вечной панихиде
Куренье древа савского в ответ.
(Пер. П. Грушко)
* * *
В Неаполь правит путь сеньор мой граф;
Сеньор мой герцог путь направил к галлам.
Дорожка скатертью; утешусь малым:
Нехитрой снедью, запахом приправ.
Ни Музу, ни себя не запродав, -
Мне ль подражать придворным подлипалам! -
В трактире андалузском захудалом
Укроюсь с ней от суетных забав.
Десяток книг - неробкого десятка
И не смирённых цензорской рукой, -
Досуг - и не беда, что нет достатка.
Химеры не томят меня тоской,
И лишь одно мне дорого и сладко -
Души спасенье и ее покой.
(Пер. А. Косе)
Сонет, написанный по случаю тяжкого недуга
Я был оплакан Тормеса волною,
И мертвенный меня осилил сон,
И трижды по лазури Аполлон
Прогнал коней дорогою дневною.
Случилось так, что силой неземною,
Как Лазарь, был я к жизни возвращен;
Я - Ласарильо нынешних времен,
И злой слепец повелевает мною!
Не в Тормесе рожден я, а в Кастилье,
Но мой слепец воистину жесток:
Сожжен в огне страстей и втоптан в пыль я
О, если б я, как Ласарильо, мог
За злость слепца и за свое бессилье
Сквитаться - и пуститься наутек!
(Пер. Е. Баевской)
О старческом измождении,
когда близится конец, столь вожделенный
для католика
На склоне жизни, Лиций, не забудь,
Сколь грозно семилетий оскуденье,
Когда любой неверный шаг - паденье,
Любое из падений - в бездну путь.
Дряхлеет шаг? Зато яснее суть.
И все же, ощутив земли гуденье,
Не верит дом, что пыль - предупрежденье
Руин, в которых дом готов уснуть.
Змея не только сбрасывает кожу,
Но с кожей - оболочку лет, в отличье
От человека. Слеп его поход!
Блажен, кто, тяжкую оставив ношу
На стылом камне, легкое обличье
Небесному сапфиру отдает!
(Пер. П. Грушко)
Наисиятельнейшему графу-герцогу
В часовне я, как смертник осужденный,
Собрался в путь, пришел и мой черед.
Причина мне обидней, чем исход, -
Я голодаю, словно осажденный.
Несчастен я, судьбою обойденный,
Но робким быть - невзгода из невзгод.
Лишь этот грех сейчас меня гнетет,
Лишь в нем я каюсь, узник изможденный.
Уже сошлись у горла острия,
Но, словно высочайшей благостыни,
Я жду спасения из ваших рук.
Была немой застенчивость моя,
Так пусть хоть эти строки станут ныне
Мольбою из четырнадцати мук!
(Пер. П. Грушко)
ЭПИГРАММЫ
На нимфу Дантею
Дантея, перед чьей красой
Уродство - красота любая,
Кощунство - идеал любой,
Упала, нимф опережая, -
Точнее, с легкостью такой
Она божественное тело,
Послушное движенью рук,
На землю опустить сумела,
Как будто, падая, хотела
Опередить своих подруг.
(Пер. В. Васильева)
* * *
Приор, в сутане прея, делал вид,
Что проповедь - нелегкая работа:
Мол, я читаю до седьмого пота
И страшно распахнуться - просквозит.
Ужель он не заметил до сих пор,
Что хоть в одеждах легких мы внимали
Его нравоученьям и морали,
Но утомились больше, чем приор?
(Пер. В. Васильева)
Луис де Гонгора является не просто одним из величайших представителей испанской поэзии. С его легкой поэтической руки в барочной лирике зародилось новое направление – культизм, которое позже стали называть по имени своего основоположника «гонгоризмом».
Надо сказать, что сам Гонгора был отнюдь незаурядной личностью, и, будучи рожденным в весьма противоречивую эпоху, совмещал в своей личности, казалось бы, абсолютно антагонистичные начала. Будучи ученым-эрудитом, трудившимся на интеллектуальной ниве, он зачастую вступал в острую литературную полемику и, к тому же, отличался невероятным азартом в карточных играх и очень почитал корриду. Тем не менее, Гонгора – это, прежде всего эстет, которому было свойственно тонкое ощущение красоты мира материальных вещей, отраженное в его творчестве, лейтмотивом которого стала глубоко философская идея эпохи Возрождения, берущая свои корни еще в античных временах, о художнике-демиурге, соперничающим с божественным началом.
Биография поэта Луиса де Гонгоры
Полное имя испанского поэта звучит Луис де Гонгора-и-Арготе, а родился он в 1561 году в Кордове, где и провел большую часть своей жизни. Происходил литератор из старинного, но, тем не менее, обедневшего дворянского рода. Отцом его был коррехидор, то есть, судебный исполнитель, а потому неудивительно, что Гонгора получил юридическое образование в университете Саламанки, где, к тому же изучал еще и теологию.
В 1585 году Гонгора был удостоен сана священника и некоторое время служил в Кордове в кафедральном соборе. К слову, некоторое время он провел при королевском дворе, пытаясь, таким образом добиться прибыльного прихода, однако его попытки не увенчались успехом.
По возвращению в Кордову в 1589 году у Гонгоры возник конфликт с представителями местной церковной власти, обвинявших его в вольнодумстве и несоблюдении канонов. По их мнению, поэт излишне легкомысленно вел себя в храме, и, к тому же, сочинял светские стихотворения. Местный епископ приговорил Гонгору к покаянию в содеянных грехах, однако и после этого поэт не поменял свое поведение и продолжил заниматься творчеством.
На протяжении своей жизни Гонгора предпринимал несколько поездок в Мадрид, где оставался жить на долгое время, дабы все-таки добиться назначения в выгодный церковный приход. Однако стать капелланом ему удалось только в 1617 году, но полученное звание почти не повлияло на скудное материальное положение поэта.
В 1627 году Гонгору постигла серьезная болезнь, и, к тому же, он утратил память, а потому ему пришлось вернуться в Кордову, где поэт и скончался от апоплексии 23 мая.
Кстати, до наших дней дошло очень мало портретов испанского поэта, самый знаменитый из которых написан Веласкесом.
Творческое наследие Луиса де Гонгоры
Литературоведы разделяют два периода в творчестве поэта – так называемый «ясный», продлившийся до 1610 года, и «темный». Что касается первого периода, то для него характерно написание лирических и сатирических стихотворений, как-то: сонетов, романсов пр. К слову, первая публикация стихов Гонгоры вышла в 1580 году, после чего отдельные стихотворения печатались в различных сборниках и списках. Остальные же были опубликованы посмертно («Сочинения в стихах Испанского Гомера» в 1627 году и «Полное собрание стихов» в 1634 году).
А вот во втором периоде автор создавал так называемую «ученую» поэзию, жанр которой назвали культеранизмом или культизмом. В это время Гонгорой написаны: в 1610 году – «Ода на взятие Ларанче», в 1613 – поэма на мифологическую тему «Сказание о Полифеме и Галатее» и венец его творчества – «Поэмы уединения».
Что касается цикла «Поэмы уединения» («Soledades»), написанных в пасторальном жанре, то большинство критиков считают его лучшим произведением автора и вершиной стихотворного искусства всей испанской литературы. Автором задумывалось написание 4-х поэм в этом цикле под названиями «Уединение в поле», «Уединение на берегу», «Уединение в лесу» и «Уединение в пустыне». Однако, автор успел написать только первую поэму и часть второй. А вот жанром этих произведений как раз и стал культизм, который позже и стали называть «гонгоризмом». Отметим, что гонгоризм вызвал острую полемику среди деятелей литературы. Так, среди поклонников поэта был Мигель Сервантес, а вот против такого написания выступали Лопе де Вега и Франсиско Кеведо.
Отметим, что при жизни поэта не было опубликовано практически ни одной его книги, а произведения сохранились только в рукописях. Теперь же лирику, драмы и поэмы поэта считаются не только классикой испанской литературы, но и переведены на языки многих стран.
Кстати, «поколение 27 года» названо именно в честь Луиса де Гонгоры. Дело в том, что его участники в 1927 году собрались на 300-ю годовщину со дня смерти поэта в Севилье, после чего и было организовано это объединение творческих людей.
"О Кордова! Стобашенный чертог!
Тебя венчали слава и отвага.
Гвадалквивир! Серебряная влага,
Закованная в золотой песок.
О эти нивы, изобилья рог!
О солнце, источающее благо!
О родина! Твои перо и шпага
Завоевали Запад и Восток.
И если здесь, где средь чужого края
Течет Хениль, руины омывая,
Хотя б на миг забыть тебя я смог,
Пусть грех мой тяжко покарает рок:
Пускай вовеки не узрю тебя я,
"Едва зима войдет в свои права,
Как вдруг, лишаясь сладкозвучной кроны,
Свой изумруд на траур обнаженный
Спешат сменить кусты и дерева.
Да, времени тугие жернова
Вращаются, тверды и непреклонны;
Но все же ствол, морозом обожженный,
В свой час опять укутает листва.
И прошлое вернется. И страница,
Прочитанная, снова повторится...
Таков закон всеобщий бытия.
И лишь любовь не воскресает снова!
Вовеки счастья не вернуть былого,
Когда ужалит ревности змея."
Рои печальных вздохов, ливни слез,
Исторгнутые сердцем и глазами,
Качают ветви, льются меж стволами
Алкидовых дерев и влажных лоз;
Но ветер, заклиная силы гроз,
Туманы вздохов гонит с облаками,
Деревья слезы жадно пьют корнями -
И вздохи тают, и мелеет плес.
И на моих ланитах слез потоки -
Несчитанную глаз усталых дань -
Благого мрака отирает длань;
Поскольку ангел, по-людски жестокий,
Не верит мне, - где сил для слез возьму?
Напрасны вздохи, слезы ни к чему.
Где кость слоновая, где белоснежный
Паросский мрамор, где сапфир лучистый,
Эбен столь черный и хрусталь столь чистый,
Сребро и злато филиграни неясной,
Где столь тончайший бисер, где прибрежный
Янтарь прозрачный и рубин искристый
И где тот мастер, тот художник истый,
Что в высший час создаст рукой прилежной
Из редкостных сокровищ изваянье, -
Иль все же будет плод его старанья
Не похвалой - невольным оскорбленьем
Для солнца красоты в лучах гордыни,
И статуя померкнет пред явленьем
Кларинды, сладостной моей врагини?
Луис де ГОНГОРА-И-АРГОТЕ
... Луис де Гонгора (1561≈1627) - один из крупнейших поэтов Испании. Дитя противоречивого времени, совмещал в своей личности не только разные, но и прямо противоположные начала. Ученый-эрудит, подвижник интеллектуального труда, он был также азартным и задиристым любителем сильных ощущений: корриды, карточных игр, колючей литературной полемики. Эстет, тонко чувствующий красоту материального мира, он из прекраснейших творений природы и рук человеческих - золота, драгоценных камней, хрусталя, мрамора, цветов - создал свое рукотворное мироздание, заложив в основу его глубинную (идущую от античности) возрожденческую идею о художнике-демиурге, сопернике божества.
Принадлежал к знатному, но обедневшему дворянскому роду. Родился в Кордове. В четырнадцатилетнем возрасте принял монашеский постриг и, завершив образование, стал клириком. В 1585 г. получил место архидиакона Кордовского собора. ... В 1617 г. добивается назначения королевским капелланом, почетная и скудно оплачиваемая синекура. ... В марте 1626 г. заболевает расстройством мозгового кровообращения, теряет память. Больным и нищим возвращается Гонгора умирать в родной город.
Валерий Столбов
И,если понравилось -то вотЪ
Биография
Публикации на русском языке
- Испанская эстетика. Ренессанс. Барокко. Просвещение. М.: Искусство, 1977 (материалы полемики вокруг Гонгоры и культеранизма, по Указателю).
- Стихи//Жемчужины испанской лирики. М., Художественная литература, 1984, с.87-100
- Стихи//Испанская поэзия в русских переводах, 1789-1980/ Сост., пред. и комм. С. Ф. Гончаренко . М.: Радуга, 1984, с.220-263
- Лирика. М.: Художественная литература, 1987 (Сокровища лирической поэзии)
- Стихи// Поэзия испанского барокко. СПб: Наука, 2006, с.29-166 (Библиотека зарубежного поэта)
Литература на русском языке
- Гарсиа Лорка Ф. Поэтический образ дона Луиса де Гонгоры// Гарсиа Лорка Ф. Самая печальная радость… Художественная публицистика. М.: Прогресс, 1987, с.232-251
- Лесама Лима Х. Аспид в образе дона Луиса де Гонгоры// Лесама Лима Х. Избранные произведения. М.: Художественная литература, 1988, с.179-206
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся 11 июля
- Родившиеся в 1561 году
- Родившиеся в Кордове (Испания)
- Умершие 23 мая
- Умершие в 1627 году
- Умершие в Кордове (Испания)
- Капелланы
- Поэты Андалусии
- Испанские поэты
- Писатели барокко
- Умершие от инсульта
Wikimedia Foundation . 2010 .
- Шишак
- Выдубичи (станция метро)
Смотреть что такое "Гонгора, Луис де" в других словарях:
Гонгора, Луис - … Википедия
Гонгора Луис де - … Википедия
Гонгора - Гонгора, Луис де Луис де Гонгора, портрет предположительно кисти Веласкеса Луис де Гонгора и Арготе (исп. Luis de Góngora y Argote, 11 июля 1561, Кордова 23 мая … Википедия
ГОНГОРА-И-АРГОТЕ Луис - ГОНГОРА И АРГОТЕ (Gongora y Argote) Луис де (1561 1627) испанский поэт. Поэма Полифем (1612 13), сборник Сочинения в стихах испанского Гомера (опубликован 1627), для которых характерен вычурный, нарочито усложненный поэтический язык. Имел… … Большой Энциклопедический словарь
Гонгора-и-Арготе Луис де - Гонгора и Арготе (Gongora у Argote) Луис де (11.7.1561, Кордова, 23.5.1627, там же), испанский поэт. Первые стихи Г. опубликовал в 1580, но сборник «Сочинения в стихах испанского Гомера» вышел только в год его смерти. Стихи Г. были широко… … Большая советская энциклопедия
Луис Гонгора
Луис де Гонгора - Луис де Гонгора, портрет предположительно кисти Веласкеса Луис де Гонгора и Арготе (исп. Luis de Góngora y Argote, 11 июля 1561, Кордова 23 мая 1627, там же) испанский поэт эпохи барокко. Кордова, башня Калаорра … Википедия
Гонгора-и-Арготе Луис де - ГОНГОРА И АРГОТЕ (Gongora y Argote) Луис де (1561 1627), испанский поэт. Образная уплотненность, усложненная метафоричность в поэмах “Полифем” (1612 13) и “Уединения” (1613). Сборник “Сочинения в стихах испанского Гомера” (опубликован 1627), в… … Иллюстрированный энциклопедический словарь
Гонгора и Арготе - дон Луис, де (D. Luis de Gongora y Argote, 1561 1627) испанский поэт. Род. в Кордове, получил образование в Саламанкском университете, в 1585 принял духовное звание. Перебравшись затем в Мадрид, через одного из королевских фаворитов получил место … Литературная энциклопедия
ГОНГОРА-И-АРГОТЕ - (Gongora y Argote) Луис де (1561 1627), испанский поэт. Образная уплотненность, усложненная метафоричность в поэмах Полифем (1612 13) и Уединения (1613). Сборник Сочинения в стихах испанского Гомера (опубликован 1627), в том числе стихи в… … Современная энциклопедия
Книги
- Испанская серенада. Для женского хора в сопровождении двух фортепиано , Юргенштейн Олег Оскарович, Гонгора-и-Арготе Луис. Учебное пособие содержит музыкальный материал, который может быть использован в курсах "Хоровой класс", "Управление хором и ансамблем", "Практика работы с хором" . Представленные в нем…
